Атташе
Шрифт:
— На переформирование едут, — сказал Кузьма, — Половина машин — пустые. Будут доукомплектовывать.
— Или — за партией вооружения для фронта, — буркнул Арис, — Дагон — кузница Федерации.
— Оружие они в порт возят, э! Машинами много не накатаешь, — Эшмуназар, видимо, был в курсе дела, — Баржи имеют, буксир цепляют, везут куда надо... В Зурбаган, оттуда жэлэзной дорогай... Или — в Риоль, оттуда — пароходом, да...
Акцент у него проявлялся в самые неожиданные моменты, хотя чисто говорить на лаймиш он умел — это было совершенно точно
Такие баржи с оружием очень хорошо охранялись, натальские рейдеры не могли к ним даже сунуться — для их сопровождения адмирал Летика выделял купленные у Альянса эсминцы. А эти звери были не по зубам корабликам вроде "Малышки". Морская логистика была налажена и имела ключевое значение — железнодорожная инфраструктура только-только создавалась, единственная ветка не могла решить вопросы массовых поставок, а грузовики на газогенераторах все-таки были пока еще только дорогостоящей, экспериментальной игрушкой.
Фабрики Дагона вместе с "игрушечным" заводом в Каперне действительно были ключевым элементом военной машины Федерации. Я это прекрасно понимал, а потому развернул тут же, на камнях, карту города. Своими очертаниями он походил на песочные часы — промзона и жилые кварталы, Бутылочное горлышко с эстакадой, портовый район, грузовые терминалы, причалы и пирсы, и бесконечные склады, полные продукции предприятий Дагона. Мой палец уткнулся в горные отроги, почти разделявшие город на две части.
— Нам нужно сюда, — сказал я, — С любой стороны.
Кузьма крякнул:
— Это крюк в двадцать верст и в гору — две версты! Нам нужен проводник, иначе мы ноги переломаем на этих склонах...
— Масса, вон, глядите, — толстый коричневый палец абиссинца указал на склон ближайшего холма, — Там живет пастух. Пастух будет хорошо знать окрестности...
Арис, никого не спрашивая, скинул с плеча котомку и двинул в сторону дома. Ну да, работа с населением — это по его части. Я быстро свернул карту и сказал:
— Продолжаем наблюдение, Кузьма за старшего, — и двинул за особистом.
Знаю я этого Ариса, только из поля зрения выпустишь — а он уже жилы чьи-то на кулак мотает. Страшный человек!
Пастуха, кажется, вовсе не смущало лезвие кинжала, которое особист прижал к его кадыку. Он с любопытством глядел на нас из-под густых седых бровей, а потом проговорил:
— Коли я портки надену, разговор куда как обстоятельнее выйдет...
Старик сидел на трехногом табурете, и его срам прикрывала длинная хлопковая рубаха. Так-то пастух был крепок, сразу и не скажешь, сколько ему лет. В кряжистом теле, жилистых руках и ногах еще имелась сила, да и лицо его было волевым и, кажется, хитроватым.
— Действительно, дай человеку одеться, — сказал я.
Арис нехотя убрал клинок. Пастух встал с табуретки, сверкнув голым афедроном, и прошлепал босыми ногами к сундуку с одеждой. Вообще убранство этой однокомнатной глинобитной хижины было весьма скромным. Кажется, его же собственные овцы жили в гораздо лучших условиях. Не смущаясь
— Ну, на душегубов вы не похожи. А вот на служивых — очень даже. Только не на тех служивых, что нынче как грибы во время дождя появились в каждом портовом городишке побережья, а на настоящих — тут вам и выправка, и стать... — он почесал подбородок, — Небось, из тех, кто за натальских скальподеров против городских краснобаев воюет? Ну-ну... Мне что те, что эти... Вы с каким интересом ко мне заявились? Рек-ви-зи-ци-я?
— Нет, отец, никаких реквизиций. Нам проводник нужен, — я ткнул пальцем в сторону окна, где виднелись горные отроги, — Туда.
— И на кой черт вам на Хребтину?.. — сначала задумался дед, а потом почесал затылок и выдал: — Короче, восемьдесят пять.
— Ого! — сказал Арис, — Аппетиты у вас! Может, мне кинжал обратно достать?
Даже матерого бойца невидимого фронта пробрала спокойная наглость этого жителя предгорий.
— Ну, достань. А на Хребтину сам попрешь. Тут кроме меня на расстоянии двадцати миль — только эти оловянные солдатики да войсковые караваны... Иди, у них проводника попроси.
Вдруг за окном послышался громкий рокочущий звук, и в дверь тут же сунулась усатая рожа Кузьмы, который обвел взглядом помещение и сказал:
— Кирасиры!
— Твою мать! — откликнулся я.
Это был звук двигателя газогенераторного грузовика. Преодолеть подъем от дороги к хижине для них — дело трех-четырех минут! Пастух почесал затылок снова и выдвинул новое предложение:
— Короче, сто — и я вас спрячу так, что ни одна паскуда городская не найдет. А вечером пойдем по горам гулять.
— Идёт! — мы пожали друг другу руки.
Везет мне на интересных персонажей. Вот этот пастух, например, куда как непростой дядька! Не бывает таких пастухов. Эти мои мысли тут же нашли свое подтверждение: гуськом, один за другим наш отряд спустился в подпол хижины — и остановился в нерешительности. Над нами негромко стукнула, закрываясь, крышка люка, потом шоркнула соломенная циновка. Оглядевшись, мы синхронно поцокали языками. Все, кроме Ариса, конечно.
— Запасливый отэц, э? — у Эшмуназара снова прорезался акцент.
Подполье, а скорее — пещера, простиралось подо всей невеликой пастуховой усадьбой и имело выход в полу овчарни. Лучики света пробивались сквозь щели скалистой породы, поднятая нами пыль кружилась и парила в воздухе, создавая мистический ореол. И всё свободное пространство под каменными сводами было уставлено толстыми тюками, добротными ящиками, плотными свертками — Бог знает с чем. Арис прищурился:
— Контрабанда!
— И что? — удивился я.
Какое нам было дело до того, что кто-то обходит таможенное законодательство Дагона в частности и Федерации в целом? Особист пожал плечами, а потом вернулся к лестнице у люка и занял позицию под ним, на ступеньках, извлекая из большой кобуры пистолет Федерле.