Аттракцион
Шрифт:
— Что вы имеете в виду?
Бекон горько улыбнулся.
— Это все в моем воображении, уверяют меня. Я никогда не убивал ее на самом деле, потому что в действительности она никогда не жила.
— Вы убили Фрейду?
— С самого начала это была война, — сказал он, — и она кончилась убийством. У нас была не любовь — была война.
— Это все ваши фантазии?
— Так мне говорят. Я потерял неделю. Семь дней. Говорят, что я действительно снимал квартиру, но никого туда не приводил, потому
— Что-что?
— Вы слышали: "Сигма, милый". Она так прощалась:
"Сигма, милый". Вот что она сказала мне в тот последний день. С безумным блеском в девственных глазах. Сказала, что сама позвонила Лиз и все о нас выложила. "Сигма, милый" и направилась к двери.
— Она рассказала Лиз? Вашей жене?
Бекон кивнул.
— Я схватил ее и затащил в комнату. Запер дверь и позвонил Лиз. Та паковала вещи. Я разбил телефон о голову этой стервы. Я обезумел. Я сорвал с нее одежду, приволок в спальню и задушил…
— А Лиз?
— В дверь ломились — крики Фрейды были слышны по всей округе, — продолжал Бекон. — Я подумал: "Это же шоу, которое ты делаешь каждую неделю. Играй по сценарию!" Я сказал им: "Входите и присоединяйтесь к убийству".
Он замолчал.
— Она была мертва?
— Убийства не было, — медленно произнес Бекон. — Не было никакой Фрейды. Квартира на десятом этаже: никаких пожарных лестниц — только дверь, куда ломились полицейские. И в квартире никого, кроме меня.
— Она исчезла? Куда? Как? Не понимаю.
Он потряс головой и мрачно уставился на стол. После долгого молчания продолжил:
— От Фрейды не осталось ничего, кроме безумного сувенира. Он, должно быть, выпал в драке — в драке воображаемой, как все говорят. Циферблат ее часов.
— А что в нем безумного?
— Он был размечен двойками от двух до двадцати четырех. Два, четыре, шесть, восемь… и так далее.
— Может быть, это иностранные часы. Европейцы пользуются двадцатичетырехчасовой системой. Я имею в виду, полдень двенадцать, час дня — тринадцать…
— Не перебивайте меня, — оборвал Бекон. — Я служил в армии и все знаю. Но никогда не видел такого циферблата. Он не из нашего мира. Я говорю буквально.
— Да? То есть?
— Я встретил ее снова.
— Фрейду?!
Он кивнул.
— И снова на Кони-Айленде, возле роллер-костера.
Я подошел к ней сзади, затащил в аллею и сказал: "Только пикни — и на этот раз ты будешь мертва наверняка".
— Она сопротивлялась?
— Нет. Без единой царапинки, свежая и девственная, хотя прошла только неделя. "Черная вдова", подкарауливающая мушек. Ей нравилось мое обращение.
— Не понимаю…
— Я понял, когда смотрел на нее, смотрел на лицо, улыбающееся
"Полицейские клянутся, что в квартире никого, кроме меня, не было. Невропатологи клянутся, что в квартире никого, кроме меня, не было. Значит, ты — плод моего воображения, и из-за этого я неделю провел с душевнобольными. Но я знаю, как ты выбралась и куда ушла".
Бекон замолчал и пристально взглянул на меня. Я ответил ему прямым взглядом.
— Насколько вы пьяны? — спросил он.
— Достаточно, чтобы поверить во все, что угодно.
— Она прошла сквозь время, — произнес Бекон. — Понятно? Сквозь время. В другое время. В будущее.
— Что? Путешествие во времени?!
— Именно. — Он кивнул. — Вот почему у нее были эти часы. Машина времени. Вот почему она так быстро поправилась. Она могла оставаться там год или сколько надо, чтобы исчезли все следы. И вернуться — Сейчас или через неделю после Сейчас. И вот почему она говорила: "Сигма, милый". Так они прощаются.
— Минутку, Эдди…
— И вот почему она хотела, чтобы дело подошло так близко к ее убийству.
— Но это ни с чем не вяжется! Она хотела, чтобы ее убили?
— Я же говорю. Она любила это. Они все любят это. Они приходят сюда, ублюдки, как мы на Кони-Айленд. Не для того, чтобы изучать или исследовать, как пишут в фантастике. Наше время для них — парк развлечений и аттракционов, вот и все. Как роллер-костер.
— Что вы имеете в виду?
— Эмоции. Страсти. Стоны и крики Любовь и ненависть, слезы и убийства. Вот их аттракцион. Все это, наверное, забыто там, в будущем, как забыли мы, что значит убегать от динозавра. Они приходят сюда в поисках острых ощущений. В свой каменный век… Отсюда все эти преступления, убийства и изнасилования. Это не мы. Мы не хуже, чем были всегда. Это они. Они доводят нас до того, что мы взрываемся и устраиваем им роллер-костер.
— А Лиз? — спросил я. — Она верит в это?
Он покачал головой.
— У меня не было возможности ей рассказать. Шесть прекрасных футов ирландской ярости. Она забрала мой револьвер.
— Это я слышал, Эдди. Где Лиз теперь?
— На своей старой квартире.
— Миссис Элизабет Бекон?
— Уже не Бекон. Она живет под девичьей фамилией.
— Ах, да. Элизабет Нойес?
— Нойес? С чего вы взяли? Нет. Элизабет Горман. — Он воскликнул: — Что? Вы уже уходите?!
Я посмотрел на свой измеритель времени. Стрелка стояла между двенадцатью и четырнадцатью. До возвращения еще одиннадцать дней. Как раз достаточно, чтобы обработать Лиз и толкнуть ее на определенные действия. Револьвер-это кое-что… Фрейда права. Я встал из-за стола.
— Пора идти, Эдди, — произнес я. — Сигма, приятель.