Аут
Шрифт:
Песня закончилась, но Морл продолжал стоять. Теперь он знал, что девушка смотрит на него. И еще знал, что как только он подойдет к ней поближе, она испугается и убежит.
Она заговорила. Несколько непонятных слов с вопросительной интонацией. Морл не отвечая, попытался улыбнуться ей. Попытка вышла неудачной, лицевые мускулы плохо слушались, потому что улыбаться ему приходилось всего раза два или три в жизни. Но девушка как будто поняла его. Со смешным акцентом спросила по-английски:
– Тебе понравилась моя песня?
– Да, –
– Люди зовут меня Злата. И еще говорят, что я блаженная. Я люблю петь и гулять по городу. Но сейчас я немножко заблудилась. Не у кого спросить. Ты тоже любишь гулять? И слушать песни? – Она радостно засмеялась, и Морлу захотелось снова попробовать улыбнуться.
– Где ты живешь? Моя машина отвезет тебя.
Ему показалось, что девушка теперь стоит ближе к нему. Так близко, что не может не испытывать страха… и отвращения… как все они. Но Морл не чувствовал ее страха. Его не было. Была, напротив, доверчивость. Как котенок, подумал он. Ему было хорошо и спокойно рядом с ней. И не хотелось отпускать ее от себя.
– Там, – беспечно ответила она. По легчайшему движению воздуха Морл понял, что она махнула рукой, обрисовав полукруг. Получилось, что ее домом была половина города.
Морл немного помедлил, затем поднял руку к лицу и снял очки.
Четверть минуты длилось молчание. Морл ждал.
Ждал чего угодно, но только не этого.
– Твои глаза похожи на голубиные яйца. Я один раз видела. Они лежали на чердаке, в куче старой одежды, три маленьких беленьких яичка. Потом из них вылупились три птенчика. Я буду согревать твои глаза своим дыханием, и из них тоже родятся маленькие голубки. – Злата взяла его за руку. Ее прохладная ладошка забралась внутрь его ладони и уютно устроилась там. – Ты возьмешь меня к себе?
В ее вопросе была уверенность. Она уже знала ответ.
– Конечно, я возьму тебя к себе, – сказал Морл. И наконец-то сумел улыбнуться.
Лорду он сообщил, что девушка будет жить с ним, и потребовал выделить ей комнату. Злата тем временем осваивалась в его апартаментах.
– Здесь не гостиница, – мрачно выцедил «опекун» после минуты многозначительного молчания.
– Здесь живу я, – возразил Морл. – Значит, будет жить и она.
– Она не может здесь жить.
– Господин Морл, – надменно напомнил ему Морл.
– Что?
– Вы забыли, как надо обращаться ко мне?
Лорд пробурчал себе под нос проклятье.
– Я настаиваю, господин Морл, на том, что здесь не проходной двор. Если вас не удовлетворяют высококвалифицированные профессионалки, которых…
– Меня не удовлетворяет ваша тупость, – ледяным тоном перебил его Морл.
– …то это еще не повод поселять в частном владении грязных уличных потаскушек, – по инерции закончил Лорд. – В этом доме не может жить никто посторонний.
– Прошу вас, подойдите ко мне, – обманчиво
Ничего не подозревающий Лорд остановился в шаге от него. И тут же получил кулаком в челюсть. Клацнули зубы, Лорд, не удержавшись, рухнул на пол. Морл не имел обыкновения беречь собственную плоть от боли, которой не испытывал, и потому мог вложить в удар всю силу своих почти восемнадцати лет. А сила его была немаленькой, несмотря на худобу. Лорд, кряхтя и жалобно постанывая, возился на полу. Морл слушал, как он сплевывает кровь.
– Зубы целы? – спросил он равнодушно.
– Ффух, – злобно пропыхтел Лорд.
– Мне не нужно объяснять, в чем ваша ошибка? – холодно поинтересовался Морл.
Вместо ответа Лорд внезапно завизжал, как самая настоящая свинья. «Человек не умеет издавать таких звуков», – отстраненно думал Морл, пытаясь представить себе облик Лорда. Наверное, он должен быть похож на здоровенного кабана. Но как выглядит кабан, Морл тоже не знал.
Между тем в визжании «опекуна» начали угадываться отдельные слова.
– …не позволю… в доме… Ритуал… шлюхи… запрещаю… до назначенного… проклятые потаскухи…
Морл, сложив руки на груди, ждал окончания припадка. В дверях помещения столпились двое или трое из обслуги, не решаясь приблизиться к брызжущему слюной управляющему. Морл спиной чувствовал их напряженные, испуганные взгляды.
Наконец Лорд затих и, тяжело дыша, поднялся с пола. От него шел густой запах ненависти.
– Девушка будет жить здесь, или я убью вас, – спокойно сказал Морл. – И сожгу весь этот крысятник. Вы верите мне?
В голосе его не было никакой угрозы. Но ни Лорд, ни те двое или трое не усомнились в его словах. Слишком безучастно они прозвучали.
– Да, – с трудом выжал из себя Лорд и добавил: – Господин Морл.
В тот же день Злата пробралась ночью в спальню Морла и исполнила свое обещание.
Этой ночью они отобрали друг у друга девственность. Морл, утомившись, лежал на спине, нацелив раскрытые глаза в потолок. Злата склонилась над его лицом и начала «высиживать» свои «голубиные яйца», согревая их легким дыханием. Морл не заметил, как заснул.
А наутро она сообщила ему, похлопав себя по животу, что у них будет птенчик.
В тот момент Морл понял, что ей нет и пятнадцати.
Она ничуть не боялась его, не испытывала к нему извращенной жалости. Для него это было дико и странно. Бессмысленно.
Но впервые в жизни ему стало очень хорошо. Эта девочка, любя, дарила ему покой и не требовала ничего взамен.
Еще через месяц он узнал, что «назначенный срок», о котором провизжал Лорд, – это день его восемнадцатилетия. И что день этот – завтра. В укрытом лесом доме соберутся все высшие «опекуны». (Как они сами себя называли, он так и не выяснил.) Произойдет наконец то, ради чего его вытащили из ирландской глуши и холили весь этот год.