Авантюрист
Шрифт:
Увидев смущение сестры, Фрэнк расхохотался, и та выбежала из комнаты, хлопнув за собой дверью.
— Фрэнк, — нарушила тягостное молчание госпожа Суинтон, — дорогой, ты же знаешь, как она ранима. Она понимает, что превращается в старую деву, и страшится этого.
— Но почему, о Боже, мы все должны страдать из-за нее! Она невыносима, мама. Она ворчит с утра до вечера. Не представляю, как ты еще выносишь ее.
— Бедняжка Эмили, — вздохнула госпожа Суинтон. — Возможно, я виновата в том, что она такая, уж слишком многого я для нее хотела.
— Чепуха! —
— Да, дорогой, конечно, я была счастлива, — быстро ответила госпожа Суинтон, но Фрэнк знал, что она лжет.
Часы на камине пробили десять.
— Уже поздно, — бросив обеспокоенный взгляд на часы, проговорила госпожа Суинтон.
— Вот теперь можно спокойно убирать отцовский ужин, — заметил Фрэнк.
— Верно, — согласилась госпожа Суинтон и направилась к двери.
Через полчаса раздался мелодичный бой, и все трое, посмотрев на часы и убедившись, что сейчас половина одиннадцатого, вернулись к своим занятиям. Еще через полчаса повторилось то же самое, но никто из членов семьи, расположившихся в гостиной, даже не думал о том, чтобы идти спать.
Было около двенадцати, когда стук лошадиных копыт по мостовой и бряцание уздечки заставили их насторожиться. Через некоторое время наемный экипаж остановился у двери дома, и снаружи послышался звук, похожий то ли на рыдание, то ли на стон. Госпожа Суинтон поспешно покинула комнату и по тускло освещенному чадящей лампой коридору направилась в холл.
Эмили последовала было за ней, но возле двери остановилась. На ее лице отражались тревога и любопытство. Казалось, девушка хотела проверить, подтвердятся ли ее опасения.
Только Фрэнк остался неподвижен. Он прислушивался к происходящему, сохраняя при этом полное хладнокровие.
Госпожа Суинтон открыла входную дверь. До Фрэнка и Эмили донеслись какие-то неясные голоса, затем незнакомый мужской голос воскликнул:
— Осторожнее, сэр! Вот так! Помогите нам, мэм.
Нетрудно было догадаться, что происходило в холле, и, когда пьяный голос сердито произнес: «Что вы, черт побери, делаете?», Фрэнк медленно поднялся и обратился к Эмили:
— Надеюсь, там обойдутся без моей помощи?
— Разумеется, — отрезала Эмили и еле слышным шепотом добавила: — Тебе известно, что твое присутствие приводит его в бешенство.
— Пошли, Эдвард, мы должны уложить тебя в постель, — раздался неестественно спокойный голос госпожи Суинтон.
Вместо мужа ей ответил извозчик:
— Вот и правильно, мэм. Я помогу вам.
Действительно, отвести пьяного наверх и уложить его в постель оказалось нелегким делом. Вся процедура сопровождалась стонами, стуком и проклятиями. Наконец грохот наверху возвестил о том, что он добрался до спальни.
Несколько секунд спустя в холл, тяжело дыша, спустился извозчик. Он дождался госпожу Суинтон, которая расплатилась
Лишь когда за извозчиком закрылась входная дверь и постепенно стих стук подков отъезжающего экипажа, Эмили дала волю эмоциям и, громко разрыдавшись, бросилась в свою комнату на самом верху, а Фрэнк заспешил ко все еще стоявшей в холле матери.
В одной руке госпожа Суинтон продолжала сжимать потертый кожаный кошелек, а другую прижимала к груди, словно пытаясь унять боль.
— Как ты, мама? — встревожился Фрэнк.
Лоб матери покрывали капельки пота, она тяжело дышала и не могла говорить.
Фрэнк обнял ее за плечи и повел в гостиную.
— Я должна пойти к отцу, — с трудом проговорила госпожа Суинтон, когда Фрэнк насильно усадил ее в кресло.
— Сначала отдышись, — настоял он. — Какой же я дурак, что допустил, чтобы ты волокла его по лестнице! Ведь доктора запрещают тебе напрягаться.
— Он расстраивается, когда кто-нибудь из вас видит его в таком состоянии, — напомнила госпожа Суинтон. — Твое присутствие только ухудшило бы ситуацию. А так он спокойно заснет.
— О да, — с горечью произнес Фрэнк, — уж ему-то ничто не помешает заснуть.
Он знал, что мать будет бодрствовать всю ночь рядом с напившимся до полусмерти мужем.
— Хочешь воды? — спросил он, увидев, что ее щеки слегка порозовели и дыхание выровнялось.
— Со мной все в порядке, сынок, — похлопала его по руке мать. — Не беспокойся.
— Сколько пришлось заплатить извозчику? — осведомился Фрэнк.
Госпожа Суинтон заглянула в кошелек.
— Пять шиллингов и шесть пенсов, — с отчаянием в голосе ответила она.
— Так не может больше продолжаться! — воскликнул Фрэнк.
— Ничего не поделаешь, дорогой, — грустно произнесла мать, медленно поднимаясь на ноги. — Нужно как-то протянуть до первого числа.
Фрэнк лежал в кровати без сна и вслушивался в нарушавшие тишину звуки. Вот снизу донесся бой часов. Фрэнк откинул одеяло в надежде, что прохладный воздух остудит его воспаленный мозг. Тяжкие раздумья не давали ему уснуть. События сегодняшнего вечера уже давно перестали быть чем-то из ряда вон выходящим, превратившись в самые обычные явления.
Запои отца случались почти каждый месяц. Он напивался до бессознательного состояния, ухитряясь при этом спустить все деньги, имевшиеся в доме.
Фрэнк давно привык видеть отца либо спящим, либо пьяным, привык он и к тому, что происходило на следующее утро, когда Эдвард Суинтон принимался каяться в содеянном, пытаясь вымолить прощение у домочадцев.
Больше всего тревожила Фрэнка мать. Три месяца назад они с Эмили узнали, что она тяжело больна. Постоянные переживания, недоедание и тяжелая работа сделали свое дело. И без того слабое сердце матери теперь грозило в любой момент остановиться. Доктор вынужден был открыто признать, что ей осталось жить недолго.