Авантюрист
Шрифт:
Ребекка перевернула страницу и прочла первое стихотворение.
Я пыталась тебя любить,
Мама,
Но твоей религией была ненависть.
И тогда я крестила тебя огнем.
Я вообразила, что ты горишь,
Мама,
И я отчетливо
А когда с тебя сошла кожа,
И плоть тоже,
И наконец обнажился голый обугленный череп,
Который при моем прикосновении сразу же раскрошился,
Я наконец-то увидела, что там у тебя внутри.
Мама.
Безногие личинки и черви повсюду.
Они ползали среди пепла,
Проделывали ходы
И зарывались в свои черные норы.
Чувствуя легкую тошноту, Ребекка перечитала стихотворение, а затем перевернула страницу. Следующий опус был короче. Тереза старательно окантовала его со всех сторон языками пламени.
У моим для тебя подарок,
Мама.
Пламя.
Оно сожжет все ненужное, очистит тебя от уродства,
Обстругает до голой анатомии.
И в сердцевине этого огня
Будет медленно биться твое красное сердце.
Ребекка похолодела. Подойдя к окну, она долго вглядывалась в чистую голубизну итальянского неба.
Перевернув последнюю страницу альбома, Ребекка оцепенело пыталась отогнать навалившуюся на нее свинцовую тяжесть. Наконец, собравшись с силами, она взяла альбом и направилась к сараю искать Майкла.
Услышав шаги, он обернулся. Его лицо немедленно расплылось в улыбке. Он быстро подошел к ней и обнял.
— Ребекка!
Некоторое время она молча стояла, приникнув к его груди.
— Майкл…
— Ты мне снилась всю ночь, — прошептал он ей на ухо. — И все утро я тоже думал о тебе.
— Майкл, я пришла поговорить.
— Что случилось?
— Вот, взгляни. — Она сунула ему альбом. — Это мне дала Тереза.
Майкл улыбнулся, вытер руки и взял у нее альбом.
— Что это?
— Что-то вроде дневника.
— Зачем же ты мне его показываешь?
Она не стала подыгрывать его шутливому топу.
—
Он открыл альбом посередине и начал читать. Ребекка молча наблюдала за его лицом. Его улыбка медленно растаяла, он помрачнел и поднял глаза.
— Господи.
— Майкл, там все в таком же духе, — сказала Ребекка. Это равносильно признанию вины. Даже больше. Там объясняются мотивы, ее чувства, ее боль. Там есть все.
Он пристально посмотрел ей в лицо.
— Ребекка, это альбом девочки-подростка. Ты думаешь, все, что там содержится, означает то, что должно означать?
— А что же еще все это может означать? — почти крикнула она в отчаянии.
Майкл был явно потрясен. Он прислонился к стене и невидящим взглядом уставился в альбом.
— Ты правильно сделала, что принесла его мне. Спасибо.
— Я должна вернуть его Терезе.
— Скажи ей, что альбом у меня.
— Но она сочтет это предательством с моей стороны.
— Нет.
— И что ты собираешься делать, Майкл? — спросила Ребекка.
Он пожал плечами.
— Не знаю. В самом деле, в данный момент действительно не знаю. Дай мне время прочесть весь альбом.
Она тронула его руку.
— Я пойду, Майкл. Извини.
День был под стать настроению — белый, холодный, молчаливый. Даже после захода солнца снежная белизна продолжала слабо светиться. Небо потемнело, и с него посыпались снежинки, едва колыхаясь под ветром. Они серебрили деревья и строения, радуясь любой, даже самой маленькой горизонтальной поверхности, чтобы прилипнуть к ней.
К вечеру атмосфера в доме не прояснилась. Ужинать Тереза не спустилась, и Ребекка направилась к ней в комнату. Девочка лежала на постели с закрытыми глазами. Но Ребекка знала, что она не спит.
— Я прочла твои стихи, — сказала она, садясь рядом и легко гладя ее волосы.
Глаза Терезы медленно открылись.
— И?
— Я обещала, что постараюсь попять, дорогая…
— Ты меня ненавидишь? — прервала ее Тереза.
Ребекка наклонилась поцеловать лоб девочки.
— Тереза, я никогда не смогу тебя ненавидеть!
Широкий печальный рот Терезы скривился. Она обняла Ребекку и прижалась к ней.
— Я тебя никогда не оставлю, — прошептала Ребекка. — Никогда.
Тереза прошептала в ответ что-то нечленораздельное.
Ребекка чуть отстранилась.
— Но ты, Тереза, возможно, станешь ненавидеть меня. За то, что я дала этот альбом твоему отцу. — Она почувствовала, как вздрогнула Тереза, и продолжила тихо: — Я должна была это сделать, милая. Ему очень важно знать, что происходит у тебя внутри. По-настоящему важно.
Тереза медленно кивнула.
— Может быть, так даже лучше, — прошептала она. Затем повернулась на бок и снова закрыла глаза. — У меня не было к ней ненависти, понимаешь.
— Понимаю.