Авантюристка из Арзамаса, или Закон сохранения энергии. Часть I
Шрифт:
Два года пролетели незаметно. Иногда, впрочем, довольно нечасто, Альке доводилось выступать на самодеятельных подмостках. Однако училище принимало участие в подобных конкурсах крайне редко. Гораздо чаще оно почему-то участвовало в строительных работах домостроительного комбината. Странное "хобби" учащихся педучилища объяснялось просто — директриса училища была дамой незамужней, много лет находящейся в состоянии перманентной охоты на мужа. Кандидатом номер один как раз и являлся заместитель начальника управления домостроительного комбината. Правда, он был пока еще женат, но директрисе так хотелось добиться, наконец, статуса замужней дамы, что она всеми правдами и неправдами помогала любовнику управиться с планом и получить премию. А он, подлец этакий, все не разводился и не разводился. Зато помощь в виде студентов принимал охотно.
Белоручка Алька повыпендривалась было со своим маникюром, мол, я не в строительное училище поступала, а в педагогическое, вот и учите меня педагогике, да одумалась, когда в ее присутствии
И была уже Алька почти довольна своей жизнью, почти уже позабыла школьные свои амбиции, но с неотвратимой угрозой надвигались госэкзамены и распределение. В городе по обыкновению оставляли только обладателей красных дипломов, к числу коих Альку причислить было невозможно никоим образом. И по всему светило чудо-девочке распределение в глухомань, в какую-нибудь занюханную Манзовку учителем начальных классов. И избежать этой кары небесной можно было только при помощи замужества.
Время припекало, а кандидата в мужья все не находилось. Внешность у Альки теперь была довольно заурядная. Правда, фигура не подкачала — стройная и в меру высокая. И волосы по-прежнему были Алькиной гордостью. Уже не такие белые, как в детстве, но все же довольно светлые, цвета спелой соломы, густые и тяжелые. Такие тяжелые, что натуральные кудряшки ныне превратились из мелких барашков в крупную волну. А лицо… Ну что ж, невыразительное лицо — это не так уж и страшно. Главное — не уродина. А на помощь невыразительности всегда придет косметика, главное уметь ею пользоваться. Стала же американская актриса Ким Бессинджер звездой и секс-символом Голливуда со своей более чем скромной внешностью! Фигура, волосы — да, этого у нее не отнять. Но лицо… Маленькие поросячьи глазоньки с коротенькими и довольно жиденькими ресничками неизменно вызывали в Альке чувство жалости к признанной мировым сообществом звезде. Ее же, Алькины глазки, хоть и нельзя было назвать поэтически "голубыми озерами", но и такими крошечными и невыразительными не были. Так что, когда нужно было, Алька научилась выглядеть довольно-таки эффектно. Это в особо парадных случаях. А в основном она лишь слегка подкрашивала рыжеватые реснички и чуть подчеркивала форму бровей. После таких нехитрых женских уловок она выглядела пусть не ярко, но и бледной молью уже не казалась. Однако женихов на горизонте все равно не наблюдалось.
Однажды подружка Рита пригласила Альку на концерт симфонической музыки. Классику Алька упорно не любила, и отнекивалась, как могла. Однако согласиться пришлось — были у Риты определенные обстоятельства, ради которых Альке пришлось ей уступить. Рита, в отличие от нее, была из чуть более благородного семейства, нежели Алька, и могла время от времени позволять себе некоторые материальные блага. Такие, например, как купить понравившуюся кофточку, не скандаля с родителями, или пообедать раз-другой в неделю не в студенческой столовке-тошниловке, а в кафе при институте культуры, где и училась на факультете режиссуры народных театров. И как раз накануне она там и обедала в обществе двух однокурсниц, но те поели слишком быстро и убежали по своим делам, бросив Риту одну за столиком. Та спешно дожевывала бифштекс, обиженная на подлых подруг — разве может интеллигентная девушка обедать в людном месте в полном одиночестве? Это же неприлично! А кафе действительно было полнехонько, и единственные свободные места оказались как раз за Риткиным столиком. Стоит ли удивляться, что официантка тут же подсадила к ней двоих совершенно посторонних мужиков. От возмущения Рита даже подавилась. О, это был форменный ужас — подавиться среди чужих людей! Бедная Рита кашляла-кашляла, думала, конец ей пришел, да один из пришлых похлопал нежно по спинке, поднес стакан с минералкой и захлебывающийся кашель постепенно успокоился, одни слезы в глазах остались. Уж как там Ритка краснела, как бледнела, а то ли пожалели ее мужики, то ли и вправду понравилась одному из них, но пригласили они ее на завтрашний концерт симфонической музыки, и пойти ей туда хочется, так как мужички-то не из зрителей, мужички-то — шутка сказать! — московские музыканты, гастролеры, а одной идти вроде как неудобно, да и стыдно до сих пор за кашель истерический…
Как было не спасти подругу? Наведя праздничный марафет, подружки появились, как и было договорено, в полседьмого вечера у служебного входа в Зал Органной Музыки. Вернее, это он так громко назывался, а на самом деле органа там никогда в жизни и не было. Это проектировщики задумали устроить в Арзамасе такое крутое музыкальное заведение, а орган после открытия Зала так и не привезли. И теперь в Зале Органной Музыки проводились концерты музыки классической. Бывали вечера скрипичной музыки, камерной симфонической, или фортепиано с оркестром. В общем, концерты того, что Алька категорически не любила, а потому и не бывала ранее в этом Зале. И сейчас, направляясь к служебному входу, внутренне содрогалась — как же ей высидеть полтора часа этой нудоты?
У входа
Скучно ли, весело ли, но концерт девчонки отсидели. Ну а уж по окончании концерта, как водится, последовало "неофициальное" продолжение. Сказать, что обеим понравились ухажеры — очень и очень преувеличить. Совсем не понравились. Зато ведь москвичи! А это мало того, что давало в перспективе возможность устроиться в Москве, но и в первую очередь дарило Альке надежду отлынуть от отработки диплома в какой-нибудь Наздрапетовке. А потому имело смысл с Александром подружиться…
И "дружили" они всю ночь. Худой и бледный Александр оказался к такой "дружбе" весьма и весьма охочим. Альке, правда, близость с ним особой радости не приносила, но и откровенного отвращения к кавалеру она тоже не испытывала. Правда, большого опыта в любви Алька не имела, но пару-тройку кульбитов в постели уже провела, так что сравнивать московского гостя было с кем. Однако сравнение не принесло ни позитивных, ни негативных результатов. То ли ей до сих пор крупно не везло, то ли сама она была какая-то недоделанная, но восторга от плотской любви ей испытать пока не довелось. Не удалось ввести ее в состояние экстаза и Александру. Неопытная в постели, однако не последняя дура по жизни, Алька догадалась не сообщать об этом факте партнеру. Больше того, она всю ночь охотно подыгрывала Таракану, как нарекла его при первом же взгляде. И где только научилась — неизвестно, а может и сама, женскими инстинктами догадалась, однако страсть изображала более чем убедительно. Уж как сладко постанывала, уж как извивалась под худющим нескладным музыкантиком, как высокохудожественно выгибала спинку, выставляя знаменем скромную девичью грудку — в общем, заводила вполне профессионально. Александр и сам признался под утро, что никогда еще ему не удавалось продержаться в постели до утра в полной боевой готовности. Ах, каким гордым он выглядел от осознания своего мужского подвига!
Три дня и три ночи подарила Алька Таракану. Не бескорыстно, конечно. Правда, Таракану об этом знать было не положено, и Алька умело играла любовь. Вот тут-то ей и пригодился театральный опыт. И, видимо, актрисой она была действительно талантливой, потому что Сашкино восхищение ею росло на глазах, и он даже не пытался его скрывать. Еще бы ему было не влюбиться — с кем еще, кроме Альки, он чувствовал бы себя настоящим половым гигантом? Судя по всему, раньше за собой таких талантов он не наблюдал, да и, похоже, не слишком-то был избалован женским вниманием. А тут довольно хорошенькая девчонка, а в постели — так просто королева! Да еще и из него делает не короля даже, а самого что ни на есть императора!
Алька же вцепилась в Александра мертвой хваткой. Это был ее шанс, тот самый, который случается один раз в жизни, и упустить его — значит, не познать ей успеха до конца дней. Во-первых — москвич. Одно это обстоятельство превращало его из хилого невзрачного Таракана в суперсимпатягу и более чем завидного жениха. Во-вторых — музыкант! И как иначе, скажите на милость, воспринимать этот факт, если не подарком судьбы? Это же трамплин к ее, Алькиному, успеху на эстрадном поприще! Именно он, смешной неуклюжий любовник, став мужем, выведет ее в люди! Ну а уж потом, когда Алька станет звездой, тогда и найдет себе более подходящего спутника жизни. Что ж, придется пожертвовать его чувствами, как это ни подло. А что еще ей остается делать? Ведь без него она даже в Арзамасе остаться не сможет, придется ехать в какой-нибудь Задрюпинск!
…Таракан уехал. Без Альки. Но она не слишком переживала по этому поводу — куда он денется с подводной лодки?! Нигде он больше не найдет не то что лучше ее, а даже ее бледную копию. Волновало только одно — неумолимо приближался выпуск, а она все еще не имела заветного штампа в паспорте.
Однако звонки от влюбленного музыканта начались буквально через два дня после отъезда. Алька и по телефону умело играла дикую влюбленность. Голос ее дрожал и плакал, когда она произносила: "Сашенька, это ты?" Иногда, напротив, приветствовала сухо, почти враждебно: "А-а, это ты? Прости, мне некогда". Игралась в лед и пламень, дабы не надоесть сладостью и не оттолкнуть постоянной холодностью. Опять же неплохо поиграть немножко на струнах ревности, дабы знал, что и без него от женихов отбою нет, а она, мол, глупая, отдает предпочтение ему, ничем этого предпочтения не оправдывающему. Звонки были регулярными, но безрезультатными. Насчет "поговорить" у Таракана получалось довольно живенько, а вот на большее он пока не решался. Но Алька же не могла ждать!