Авантюристка. Возлюбленная из будущего
Шрифт:
Что будет теперь, кого кардинал оставил после себя? Когда-то на смертном одре Ришелье посоветовал Анне Австрийской своего преемника Мазарини, кого предложил вместо себя Мазарини?
С этим вопросом я обратилась к Арману. Герцог посмотрел на меня своим обычным внимательным взглядом, какой бывал, когда он пытался что-то во мне понять.
– Что именно вас беспокоит, герцогиня?
– Дядюшка действительно старался для Франции, будет обидно, если это пойдет прахом.
– Боже мой, какая трогательная забота о Франции! С
– Арман!
– Да, дорогая? – но в глазах не насмешка, а что-то холодное. Восприняла это как вызов.
– Не хотите говорить – не надо, сама соображу! – Я прошлась по кабинету, размышляя, а в действительности просто вспоминая. После Мазарини у Людовика не было премьер-министра, он правил сам. Как же я могла забыть?! Да, эта знаменитая фраза «Государство – это я!».
Я подняла указательный палец вверх и, меряя шагами кабинет от окна до камина, принялась рассуждать сама с собой:
– Чаще всего подле кардинала и короля были два человека, если не считать, конечно, врачей, – Фуке и Кольбер. Фуке… Фуке… Фуке… Нет, он слишком богат и всемогущ, чтобы допускать такого до власти окончательно, тогда сам король превратится в игрушку. Кроме того, – я почти забыла о том, что Арман наблюдает, размышлять о тайных политических страстях оказалось интересно, – Фуке любимец королевы-матери, потому что ссужает ее деньгами.
Резко повернувшись на каблуках, ткнула пальцем в сторону Армана, совершенно не думая, что делаю:
– А королю важно избавиться не только от влияния советника, но от власти Ее Величества. Значит, не Фуке! Тогда Кольбер. Но у Кольбера влияния и средств куда меньше, чем у Фуке, значит… Вскоре предстоит свержение Фуке!
Арман вдруг сделал несколько хлопков в ладони:
– Браво! Если, конечно, это не просто демонстрация своих знаний истории.
Я вздрогнула, очнувшись. Погрузившись в рассуждения, совсем забыла, что муж внимательно слушает.
– Что?
– Нет, ничего, – пробормотал Арман. – Вы рассуждали верно, но не стоит этого делать ни перед кем другим, даже перед Мари. Договорились?
– Я не собираюсь…
Я действительно была чуть растеряна, только что решала сложную задачу расстановки политических сил, которая сродни шахматной, это было увлекательно, мне понравилось. Арман наблюдал за мной, чуть прищурив глаза, почему-то это смутило, словно меня застали за чем-то тайным, не предназначенным для чужих глаз.
Зато теперь взгляд Армана стал иным – заинтересованным и чуть удивленным. Он что, не ожидал от меня способности рассуждать? Именно это я и спросила. Муж улыбнулся:
– Чем больше я вас узнаю, тем больше вы мне нравитесь.
Почему-то такое заявление меня попросту смутило и заставило поспешно ретироваться.
– Вот еще!
Вслед мне из кабинета несся смех Армана. Ну и что тут смешного? Нравлюсь я ему! Ишь какой!
Почему меня это задело (пусть даже по-хорошему), не знала сама. По пути
– Что случилось?
– А? Ничего.
– А почему ты улыбаешься?
– Разве?
Она была права, стоило чуть расслабиться, и мои губы прямо-таки разъезжались в дурацкой улыбке. Верхнюю пришлось даже прикусить.
Я вздрогнула, услышав… нет, этого не могло быть, такого никогда не бывало! Из кабинета Армана доносился его хохот. Герцог Мазарини смеялся так громко и от души, что я не выдержала и, подхватив юбки, бросилась туда.
Конечно, к кабинету подошла уже спокойным шагом, не хватало, чтобы герцогиню видели прыгающей через ступеньки. Перед приемной и вовсе остановилась, сделала несколько вдохов, чтобы успокоить сердцебиение, и вошла как ни в чем не бывало.
– У Его Светлости кто-то есть?
В ответ на вопрос секретарь Рене отрицательно покачал головой:
– Нет, он один.
– А над чем смеется?
– Получил послание Ее Величества королевы Анны.
Вот это уже интересно, что же могло так рассмешить Армана в письме королевы-матери?
Он сидел, опершись подбородком на сцепленные кисти рук, в глазах веселье.
– Проходите, Ваша Светлость.
– Чему вы так радуетесь, герцог?
Дождавшись, когда я закрою дверь, Арман жестом показал мне на кресло у стола. Все наше поведение выходило за рамки местных приличий, но наедине мы такое себе позволяли. Иногда я задавалась вопросом, каковы правила приличия для самого Армана, однако спросить его об этом почему-то не решалась.
Я не стала садиться в кресло, устроилась на стуле, так удобней, если затянута множеством тканей и жестким корсетом.
– Ее Величество королева Анна Австрийская только что сообщила, что для меня быть ее наместником в Бретани слишком много чести.
Я знала, что Людовик просто хотел выполнить одно из последних пожеланий кардинала Мазарини и назначить губернатором Бретани моего супруга (когда-то таковым был его отец, и губернаторство в Бретани переходило у Мейере по наследству). Почему это вызвало столь резкий протест королевы? Но поинтересовалась я другим:
– Арман, а почему, собственно, вы так рветесь в Бретань?
– Рвусь? – поднял бровь мой фальшивый супруг (и как ему удается так красиво насмешничать?). – Отнюдь, дорогая, я предпочел бы теплый климат Прованса, но в Прованс вас везти никак нельзя, это вотчина вашего прежнего любовника. Однако и держать в Париже тоже опасно, ваша несравненная красота привлекает слишком большое внимание желающих сорвать сей цветок. Вы сами понимаете, что позволить кому-то сделать это я не могу. Потому, – он картинно развел руками, – Бретань. Как только ваша сестра, то бишь Мари, отправится в Рим к своему Колонна, мы с вами уедем в другую сторону – на западное побережье.