Авантюристка

Мельников Андрей Андреевич

– Хозяин, – красотка подозвала кабатчика, и тот, опомнившись, бросился к ней, как монах заслышавший сигнал к трапезе, – сколько с нас, за бутыль мы тоже заплатим.

– Что вы, что вы, госпожа! Какие деньги. Эти мерзавцы получили по заслугам. Ваш брат просто герой.

– Тогда благодарю вас за приятный ужин. – Говоря это, она встала, и они с Шарлем направились к выходу.

Создавалось впечатление, что насчет приятного ужина она сказала правду. Все происшедшее ее только позабавило, и она ни на секунду не теряла уверенности в благополучном исходе дела.

Едва дождавшись их ухода, я швырнул на стол монету, и отправился на корабль. Мне не хотелось выяснять отношения с двумя идиотами, когда те придут в себя.

По уже заведенной традиции, я мерил шагами каюту, мотаясь

из угла в угол. Настроение было приотвратное, чувствовал я себя как оплеванный. Это надо же так пролететь. Хорошо бы корабль отплыл, до того как эти ублюдки очухаются, а то еще захотят получить и остальные деньги, шантажируя меня. Но не это злило меня, с мерзавцами, сунься они, я бы разобрался. Кому поверят больше? Им или мне? Просто стремясь стать в ее глазах героем и спасителем, я, получилось так, проявил себя, как и остальные трусы собравшиеся в кабаке. А братец-то, каков, кто бы мог ожидать от этой мелочи такой прыти? Вот ведь действительно говорят, что внешность обманчива.

Стук в дверь грянул как гром с небес.

– Войдите? – Я зло уставился на дверь, готовый сорваться и выложить все, что я думаю об этом сраном мире на первого вошедшего.

Дверь распахнулась и, готовый излиться, поток ругани застыл у меня на губах. В ореоле красного закатного света в дверном проеме стояла она.

– У меня сложилось впечатление, что вы так хотите пообщаться со мной, что готовы на все. Я не хочу ждать, пока вы потопите корабль, и пришла к вам сама. Вы позволите войти барон?

Слова звучали насмешливо, но мне уже не было до этого дела. Это была она, и она пришла ко мне. Остальное значения не имело. Не говоря ни слова, я посторонился. Она шагнула в каюту, и я захлопнул дверь.

– Ну, так и будете молчать или скажите мне что-нибудь? Вы уже почти два дня не даете мне прохода.

Я всегда легко находил язык с прекрасным полом, но здесь мне сказать было не чего. Она полностью владела инициативой, а к этому я как-то не привык. Но тут меня осенило. Я молча приблизился к ней, крепко обнял, и впился долгим и злым поцелуем в услужливо подставленные мягкие губы. И тут же все мои горести и заботы отступили, ушло сковывавшее меня весь день напряжение, растаяла злость. Мир стал снова прекрасен. О господи как же это приятно. Она попыталась ответить, ее губы были нежны и податливы, запах ее кожи просто сводил с ума, но тут я был не намерен упускать неожиданно обретенной инициативы. Как умелый танцор ведет свою партнершу, так и я повел ее за собой в поцелуй как в танец. Она оказалась хорошей танцовщицей, и шла за мной смело, раскованно. Раздался стон, я так и не понял, это она или я. Неожиданное счастье, я все-таки добился своего, не так как планировал, но добился, переполняет меня. Наш поцелуй – это сплошной восторг и наслаждение. Я не могу сказать, сколько он длился, мгновение или вечность. Мы были вне времени, в какое-то мгновение оно просто перестало существовать.

Была самая середина короткой, летней ночи. Нереально яркие звезды светили в открытое окно, предавая самым обычным предметам ореол таинственности и какого-то волшебного очарования. Я лежал на широченной постели в лучшей каюте нашего корабля и любовался Алисой. Мой прелестный соночлежник спал, свободно раскинувшись по верх простыней и подушек, и я мог сколько угодно тешить свое эстетическое чувство, наслаждаясь видом ее великолепного лица и тела. Она спала тихо как ангел, и абсолютно неподвижно, только легкое вздымание груди показывало, что она жива. Вносимый легким ночным ветерком свет струился по плавным изгибам ее фигуры, создавая, прозрачный серебристый орел, в котором лицо и тело Алисы казались нереально прекрасными и хрупкими. Она существо из другого мира подумалось мне, обычный человек не может быть так совершенен.

Я был как пьяный. Если придется сейчас умирать, то я был готов. Ночь любви, которую подарила мне Алиса не повторить, такое не может повторяться, иначе рай будет здесь на земле, а это как утверждают священники невозможно. А стоит ли жить, если все остальное по сравнению с этим кажется таким мелким и ничтожным. Что она вытворяла! Никогда бы не подумал, что может существовать такая дикая смесь святой невинности и

изощренного порока. Самые опытные столичные куртизанки могли бы брать у нее уроки мастерства, при этом временами она была так непосредственна и наивна, что иногда казалось, будто я ее первый мужчина.

Несмотря на довольно высокий для женщины рост, она выглядела такой юной, а весь мой опыт говорил, что молоденькие девочки хороши только визуально. К счастью, я очень сильно ошибался и она доказала мне это. Здесь было нечто невероятное. Казалось, она не чувствует боли или упивается ею, мы вместе с ней бились в том последнем пароксизме наслаждения, который практически неотличим от боли. Она делала все и позволяла с собой делать все, а неограниченные возможности ее великолепного тела позволяли реализовывать самые смелые фантазии, принимать самые изощренные и невозможные позы, добываясь просто неземного блаженства. Она предлагала самые сокровенные свои места так, что это можно бы было счесть верхом распущенности, если бы не было так непосредственно и даже по-детски наивно. Изобразить такую страсть искусственно просто невозможно. Она неистово желала меня. Это чувствовалось, это было видно по ее изумленно радостному лицу и это заводило меня сильнее всего. Потом она сказала, что никогда не думала, что прикосновения, и ласки мужчины могут быть так приятны. Да я и сам вместе с ней испытал такое, что предыдущий мой, я то наивный думал богатый, опыт с женщинами можно было, смело перечеркнуть и выкинуть на свалку. Я вдруг понял, что пока ты не встретишь настоящую женщину, ты девственник, сколько бы раз ты не трахался и скольких бы женщин не обрюхатил. Только познав неземное блаженство, с такой как Алиса, можно сказать: «Да, я знаю, что такое чувственная любовь с настоящей женщиной».

Я вдруг испугался, а вдруг она сейчас исчезнет, пропадет и это все просто сладкий сон, которые небо иногда дарит нам, что бы показать прелести потустороннего мира.

Я подался вперед и осторожно коснулся губами ее груди. Нет, это реальное теплое женское тело. Мне казалось, что я выжат до дна, но едва я почувствовал, как твердеет под моими губами сосок, как желание вспыхнуло во мне с новой силой, вознеся фаллос на не досягаемую высоту. Руки опять стали судорожно ласкать это такое красивое и податливое тело.

4

его терзали смутные сомненья (Алонзо)

Короткая летняя ночь еще творила свою не долгую власть, но серый призрачный свет уже пробивался через поднимавшийся от воды густой туман. Наше судно стояло. При такой плохой видимости капитан не хотел рисковать, и я его понимал. Торопиться нам некуда, через какое-то время взошедшее солнце развеет белесую пелену и мы поплывем дальше.

Я стоял облокотившись о палубное ограждение и смотрел на плавающую в воде Алису. Корабль словно вымер. Пассажиры спали, команда, за исключением вахтенных, пользуясь стоянкой, тоже отдыхала. На корме были только мы с Алисой. Точнее я один, потому что Алиса пребывала за бортом, резвясь словно молодой дельфин. Глядя на нее можно было подумать, что вода ее родная стихия, она страстно ее обожала и плавала как рыба. Я поражался откуда в ней столько жизненных сил. После бурных любовных объятий меня лично хватало только на то, чтобы лениво сделать пару гребков и вылезти обратно на палубу. Там, надев халат и облокотившись о борт, я мог следить за своей русалкой.

Уже несколько дней, которые мы были вместе, она при каждом удобном случае тащила меня в воду. Конечно искупаться в такую жару – это истинное наслаждение, но было одно но. Алиса не признавала плавательных рубашек, в которых обычно купаются дамы и нисколько не смущалась случайных пассажиров и матросов, иногда пялящих на нее изумленные глаза. Словно легендарная аристократка древней империи, у которых, по легендам, появляться на людях нагими было высшей привилегией, она была невозмутима в своей гордой наготе. Никто ничего не говорил, но я чувствовал, что за нашей спиной весь корабль шушукается о моей даме, и не удивился бы, если узнал, что не одна любопытная пара глаз незаметно следит за ее водными процедурами. Мне это было неприятно, но переубедить ее было невозможно.