Авантюристка
Шрифт:
Марина. Да, я возмущена до предела!
Сухарев (растерялся). Написали завещание?
Певцов (роется в письменном столе). Где же оно? (Нашел.) Вот! (Передает Сухареву.)
Марина. Я не могу в это поверить!
Сухарев. Я тоже! (Пытается выиграть время.) Мой директор
Марина. При чем тут эта чушь?
Певцов (К Сухареву). Может, подписать: чтоб потомки оставили меня в покое? И заявить нотариусу, что я подписываю в здравом уме, твердой памяти и добровольно?
Сухарев. Марина, лучше уйди, я уже теряю самоконтроль!
Марина. Я тоже! (Вырывает у Сухарева завещание и рвет на клочки.)
Никто не заметил, как появилась Валя.
Валя. Марина, не сори у отца в кабинете!
Марина. Как ты посмела это сочинить, да еще от общего имени?
Сухарев (наконец-то перевел дыхание). Когда между детьми конфликт, для отца еще не все потеряно!
Валя (Марине, ядовито). Что тебя больше коробит и распаляет – то, что я это написала, или то, что от общего имени?
Марина. Ты – оторва!
Мужской голос (издалека). Марина, куда ты пропала, я есть хочу!
Певцов (оглядывается по сторонам). Что бы сейчас ему кинуть?
Марина исчезает.
Валя (отцу). Да, чуть не забыла – мама просила тридцать пять рублей.
Певцов (роется в кармане). Почему постоянно такая странная цифра? (Отдает деньги.)
Валя. Расходы по борьбе за бывшую молодость – массаж плюс тренер.
Сухарев (изумился). Она завела тренера?
Валя. По гимнастике – для приведения фигуры в божеский вид. Папа, ключи от дачи!
Певцов. Махоньков внизу?
Валя. Еду одна, собраться с некоторыми мыслями…
Сухарев. На твоем месте, Олег, я бы не давал ей ключи.
Певцов (К Сухареву). Но я же сам вырастил эту оторву!
Звонок
Валя. Зря вы меня так. Просто я откровенная. (Продолжает вполголоса.) Но как вы мне все надоели – моралисты и проповедники! С вашими красивыми потертыми словами! Кричите про высокие материи, а сами-то думаете про личные блага и привилегии! (Поглядела отцу в глаза.) Ну и, конечно, про баб! Идите вы все к черту!
Снова звонок.
Певцов. Открой и заодно исчезни!
Валя идет, отпирает дверь. Это пришел Махоньков.
Валя (удивилась). Ты зачем явился, отпетый?
Махоньков. Извини, я не к тебе.
Валя ушла, Махоньков проследовал в кабинет.
Прошу прощения!
Сухарев. Пожалуй, я наконец, пойду?
Певцов. Ну, что ты все время пытаешься бросить меня одного?
Сухарев. По-моему, вас остается двое?
Певцов. Не убежден.
Сухарев садится в кресло.
Махоньков. Олег Никитич, сам не могу в это поверить. (Неожиданно смеется). Я – такой цельный, такой литой, такой правильный…
Певцов. Молодой человек, высказывайтесь внятно!
Махоньков (по-прежнему со смехом). Я оказался несостоятельным, тлетворное влияние Запада, оно сильное, я за один день влюбился в иностранку, в гречанку, капиталистку, у ее отца под Афинами какая-то маслобойня, и я на ней женюсь!
Сухарев. На маслобойне?
Махоньков. Да, я не выдержал экзамена на политическую зрелость!
Певцов (сообразил). Вы пришли за чернильницей? В Европе старина в цене.
Махоньков. В ответ я возвращаю вам белую руку дочери.
Певцов (отдает сувенир). Чернильницу вручите ее отцу, прямо на маслобойне!
Сухарев. Только не испачкайте в масле!
Певцов (не утерпел). Но вы столько кричали о патриотизме!
Махоньков. А я подданства не меняю!
Певцов. Вы лучше молчите! Когда вы молчите, вас можно принять за умного.
Махоньков (нисколько не обиделся). Да, я буду страдать на чужбине молча. Тем более греческий язык чуть ли не единственный в Европе, которого я не знаю… (Ушел вместе с чернильницей.)