Авантюристы. Книга 2
Шрифт:
– Что же делать, коль суют-с?– пробормотал смущенно Ефим Апполинарьевич.– У них ведь тоже, испокон уже привычка. Коль не возьмешь, так и уважать не станут.
– Где-то вы правы насчет этого, а посему при входе в канцелярию я распоряжусь поставить ящик церковный. Пусть Господь принимает не праведное. Прямо и указуйте, взяткодателям на кубышку. Пусть ссыпают, самому Главному Начальствующему. Ежемесячно будем приглашать настоятеля из какого-нибудь храма и торжественно ему ключ вручать. Посмотрим, что из этого выйдет. Но я не о проблеме взяткодателей говорю, а о вымогательстве. Этого не потерплю. Кроме того волокитство, понуждает доброхотов к тому, чтобы
По истечении первого месяца, торжественно вскрыли ящик и обнаружили там почти тысячу рублей.
– Это что же все взятки потенциальные? – удивился кто-то из служащих.
– Нет, братец, ты посмотри сколько меди. Это люди мимо пройти не смогли безучастно,– Серега в течение месяца выявил всего два случая взяточничества и остался результатом доволен.
– Мефодий Иванович, все собрать, оприходовать и батюшке вручить в мешке нашем фирменном,– торговый дом освоил выпуск сумок из парусины с лейблом фирмы. Над дизайном которого работал все тот же художник.
Мефодий, изгнанный и возвращенный Сергеем, засуетился, пересчитывая мелочь и составив ведомость, передал сумку ожидающему настоятелю храма.
– Благослови вас Господи, братья,– поклонился батюшка.– На моей памяти первый раз такое наблюдаю. Похвальный пример христианам подаете. В поминание всех запишем и приходом вас поминать будем.
Серега список служащих батюшке вручил и тот радостный удалился.
– Ну что же, господа служащие, поздравляю. В этом месяце двое всего проштрафившихся. Я их называть не стану, но имен их в списке поминальном нет. И в храме этом за них, увы, молиться не станут. Кроме того, за этот месяц и премии они лишены будут. На Мефодия не коситесь, он чист ныне аки голубь. Знайте только одно, что когда жалование получать станете и недостачу увидите, то милости прошу любого «несправедливо обиженного» ко мне в кабинет. Расскажу за что. Где, у кого и сколько взял «на лапу». Вам Ефим Апполинарьевич о моих способностях доложил?
Сомнения вижу, у двух сотрудников возникло. Могу продемонстрировать наглядно, чтобы рассеять их. Ну, вот ты, Иван Трофимович, сегодня вышел из дома с тремя рублями и шестнадцатью копейками. Потратился в течение дня на рубль и семь копеек. Остаток нынче у тебя в кошельке – два рубля и девять копеек. Верно?
– Верно,– подтвердил потрясенный служащий.
– Я тебя обрадую, брат. Ты в прошлом году ассигнацию потерял двадцатирублевую. Так вот, она у тебя под шкафом в прихожей. Выронил и ногой задвинул,
– Серега подмигнул озорно обрадованному сотруднику.– Вообще вы, господа, к своим деньгам относитесь очень безалаберно и невнимательно. Теряете почем зря. Суете их, куда ни попадя. Вот у тебя, Мефодий, три рубля в книгу вложены. В житиях, за месяц март. А ты и не помнишь. Потому как в подпитии сунул, а жития не читаешь. От батюшки достались благочинного. Вспомнил? Так что, братцы, к этому разговору вернемся теперь через месяц,– через месяц сумма пожертвований неожиданно возросла
Серега, передавая список поименный сотрудников очередному настоятелю, вызванному по этому поводу, довольно улыбался и, показав большой палец, ушел к себе в кабинет.
1798 -ой встречали в доме у Сереги. Построил он его со скоростью просто необыкновенной.
Братья Силины, открывшие свой семейный кузнечный цех, души в зяте не чаяли, и иначе как по имени отчеству его не величали. Хотя он всякий раз при этом кривился и пытался прекратить его величание, но братья стояли на своем, и Сереге пришлось так же величать их всех по отчеству, приведя родню в умиление запредельное и подняв авторитет свой и вовсе на высоты заоблачные.
Особнячок Серегин, в два этажа, с огромными окнами, отличался уже только одним этим, от привычных взгляду обывателей строений и уже вслед за ним в Москве стали появляться такие же хоромины, в которых влияние Руковишникова ощущалось с первого взгляда.
– Ты, я смотрю, законодателем моды и стилей становишься в Первопрестольной,– сделал вывод Мишка, заявившись на новогодний вечер с семейством к другу.
– Тянется народ к новому. Вот с теми же окнами, сразу сообразили, что экономия от этого просто необыкновенная, при дешевом стекле-то. Кирпич, всяко, дороже пока. Да и всегда будет. Свет опять же. Жалюзи, правда, пока приходиться от лихих людишек на ночь опускать, иначе влезут среди ночи, вставать придется и выбрасывать. Домашних переполошат. Аннушка вон в положении опять же. Ей волноваться, сам знаешь, не рекомендуется.
– Молодец. То-то, я смотрю, сияешь который день, как пятак. И молчит главное дело.
– Я не молчу, сам узнал вчера только, а «сиял» по другой причине.
– Ну-ка поделись.
– Баланс подбил годовой. У нас плюсовой результат.
– Ты хочешь сказать, что все вложения уже окупились?
– Производственные все. Недвижимость я во внимание не беру, потому что она сама по себе стоимость и в цене падать не будет. Разве только когда Бонапарт на Бородинском поле Кутузову накостыляет и все побегут из Москвы.
– Значит, нужно вкладывать в новые проекты. Строить школы, клубы, спортзалы. Банк нужно собственный открывать коммерческий и стимулировать низкими ссудными ставками людей перспективных. Выявлять и помогать им, разворачиваться. У нас же всяких Кулибиных вечно гнобили, власть предержащие. Кстати, где он сейчас? Леонидович, просвети невежд.
– Он уже в годах преклонных. После смерти матушки – императрицы его из Академии Петербургской уволили. Вернулся в свой Нижний Новгород – на родину. Но еще проживет лет пятнадцать. Самое интересное, что многие его изобретения будут разворованы и проданы в Европу, но даже там их смогут реализовать только в середине следующего века. На полвека опередил время Иван Петрович. Самородок, – выдал справку Академик.
– Так что он прозябать у себя в Нижнем Новгороде будет эти пятнадцать лет? Или накопил на царевой службе капиталы и на пенсии свободным творчеством занялся?
– Какое там – «накопил». Он когда умер, то его похоронить было не на что. По соседям пошли собирать на погребение. Имущество продали и едва наскребли.
– Понятно. Едем уговаривать старика. Сколько ему лет сейчас?
– Шестьдесят примерно. Но дед он крепкий. До восьмидесяти трех доживет, так что еще двадцать лет у него впереди. Ну а если его подлечить, да любимой работой завалить, то и того более еще поживет и пользы стране принесет преизрядно.