Авантюристы
Шрифт:
ЧАСТЬ 1
ВНУЧКА БОНАПАРТА
Глава 1
Август 1812 год, Смоленск
В городском доме помещика Петра Анисимовича Горюнова царила суета и беспорядок, причиной сего было приближение французской армии к Смоленску. Прислуга срочным порядком упаковывала ценные вещи; супруга Петра Анисимовича, Глафира Сергеевна, дама пышная и решительная во всех отношениях, сотрясала воздух и так весь пропитанный
– Анфиска! Дашка! Поторопитесь! Уже слышна орудийная канонада! Чего доброго француз застанет нас прямо в доме со всем добром – вот уж будет чем потешиться неприятелю!
Девки переглянулись: попадать в руки ужасным французам им вовсе не хотелось, и они с пущим рвением начали упаковывать барские платья.
Петр Анисимович не поддавался всеобщей суете и панике, он ходил по дому, молча, созерцая удручающую картину: картины сняты и завёрнуты, персидские ковры скатаны в рулоны, посуда упакована, одежда вынута из шкафов и дожидается, когда, наконец, ей займутся неповоротливые Анфиска и Дашка. Слова хозяйки возымели на девок необыкновенное действие, и они с перепугу, упирая сопли и слёзы рукавами ситцевых рубах, а то и вовсе подолом цветастых сарафанов, начали поторапливаться.
– Пётр Анисимович! Душа моя! – проревела Глафира Сергеевна. – Прикажи, голубчик, мужикам загружать ковры, картины и посуду.
Барин ещё раз посмотрел на перевёрнутый вверх дном в суматохе дом, понимая, что может вернуться на одни лишь обугленные головешки, и распорядился:
– Трофим! Загружай!
Управляющий тотчас привёл мужиков, также томимых страхом и сомнениями.
– Барин… – начал один из них, – дозвольте спросить вас.
Пётр Анисимович удивился: о чём вообще можно спрашивать в такой момент?
– Ну что тебе?
– А что ежели энтот хранцуз, лихоманка его подери, дом сожжёт? Али догонит нас с добром-то: чаво делать станем?
Горюнов задумался: подобные мысли не давали ему покоя уже второй день.
– Упаси Господь от такой напасти! Надобно надеяться на нашу армию. Авось, с Божьей помощью всё и образуется.
Мужики переглянулись: ну да, они и забыли, что в России всё решает Его Величество «Авось»!
– Лизавета! – окликнула Глафира Сергеевна прислугу. – Ну, что ты спишь прямо на ходу? Ты постельное бельё упаковала, как я велела?
– Да барыня, всё как сказано…
Лизавета указала на сундук, доверху нагруженный бельём из отменного фламандского полотна.
– Хорошо…
– Барыня… – начала было Лизавета.
– Говори быстро, не тяни!
– Позвольте остаться, мать уж больно хворая. Не перенесёт она дороги-то до вашего поместья в Горюново.
– Дело твоё. Смотри не пожалей потом, – ответила барыня. – За домом приглядывай, раз уж остаёшься.
– Слушаюсь, Глафира Сергеевна.
В гостиную вошли двое мужиков, они подхватили за боковые кованые ручки сундук с бельём, и потащили грузить
Виктор, которого до недавнего времени Глафира Сергеевна, следуя моде, называла на французский манер, произнося имя ненаглядного чада с ударением на последний слог, носился по дому. Прислуга только и успевала, что уворачиваться от чрезмерно активного юноши. Он размахивал отцовской саблей и кричал:
– Подайте мне сюда Наполеона, я выпущу ему кишки!
– Перестань носиться! – одёрнула его мать. – Пятнадцатый год уже, а ты всё в игрушки играешь. Лучше помоги отцу.
Виктор остановился, огорчившись, что его развлечение прервали столь грубым образом, и неохотно поплёлся прочь из гостиной, в надежде, что не встретит отца.
Лизавета, стараясь не привлекать к себе внимания, «вынырнула» из господского дома, впрочем, на неё всё равно никто бы из господ или прислуги не обратил внимания. Не до того было.
Однако её неожиданно окликнули:
– Лиза!
Девушка обернулась – навстречу шёл Фрол, кучер соседского помещика Сазонова. Пётр Анисимович Горюнов давно приятельствовал с Сазоновым. А прислуга – тем паче.
– Фролушка! – девушка бросилась к своему возлюбленному. – Господи, что теперь будет-то?.. – она не выдержала и залилась слезами.
Кучер обнял сою пассию, попытавшись успокоить:
– Ничего, побьём хранцузов! Не сумневайся… – он привлёк Лизу и поцеловал в губы. – Уезжаю я с барином и его семьёй в Нижние Вешки, туды хранцузы, могёт не доберутся.
Девушка всхлипнула.
– Я остаюсь здесь…
– Как? – удивился Фрол. – Зачем?
– Мать совсем плохая, того гляди помрёт. Кто её похоронит как не я? Прощай, Фролушка, свидимся ли ещё? – Лиза снова заплакала. – Коли нет, знай – любый ты мне всегда был…
Кучер растрогался, прослезился и ещё раз привлёк к себе возлюбленную.
– Свидимся, не сумневайся…
Он отстранил от себя девушку и быстро ушёл со двора. Та так и осталась стоять, не замечая ничего вокруг себя – слёзы застилали её глаза.
…Лиза вошла в комнату, в ней царил полумрак, мать лежала на лавке, прикрытая меховым зимнем салопом и, несмотря на это, её трясло от лихорадки.
– Доченька… – простонала она. – Чаво такой крик-то стоит?
– Господа уезжают в поместье Горюново, что восточнее города, думают хранцузы туды не дойдут, – пояснила Лиза.
– И ты поезжай… Всё равно помру, чаво тебе при мне делать-то…
– Матушка! – девушка упала на колени перед скромным ложем больной родительницы и залилась слезами. – Как вы без меня-то?
– Ничего… Поезжай… – настаивала мать.
Но Лиза твёрдо знала: она останется в доме, подле матери.
Когда французы заняли Смоленск, оставленный русскими войсками, то расположили ставку в доме помещика Горюнова, как одном из самых лучших в городе. В это время Лиза стояла на коленях перед усопшей матерью.