Аватар судьбы
Шрифт:
Данилов останавливается у стенда, возле которого застыли, уткнувшись в газету, три-четыре человека, все мужского пола. Один из них отходит, сдергивает с головы кепку, чешет в затылке и с досадой плюет на тротуар: «Все-таки начали, сволочи!» – и прибавляет непечатное ругательство.
На первой полосе газеты под названием «Правда» – большая «шапка». Она гласит: «КТО С МЕЧОМ К НАМ ПРИДЕТ – ОТ МЕЧА ПОГИБНЕТ!» А ниже, чуть мельче: «В результате успешного ракетного удара советских войск разрушены крупнейшие города США». И, одна рядом с другой, размещены три фотографии.
Все они сделаны с высоты птичьего полета – очевидно, с борта советского самолета. На первой – Нью-Йорк, но он превращен в руины. От большинства супернебоскребов остались лишь пирамиды битого кирпича.
Далее – Вашингтон. Та же картина. Белый дом, стела, здание Конгресса сметены с лица земли.
Далее – Чикаго. Такая же разруха.
Ниже –
А в самом низу страницы – гораздо более мелким шрифтом – еще один заголовок: «Без объявления войны». А ниже следует такой текст: «Союзники США по агрессивному блоку НАТО без объявления войны осуществили акт неприкрытой агрессии по отношению к миролюбивому Советскому Союзу. С территории Турции по нашим мирным городам и селам выпущена целая армада ракетно-ядерных ракет американского производства. Большинство из них были успешно сбиты нашими средствами ПВО. Однако часть их все же преодолела первый пояс нашей могучей противовоздушной обороны и упала на территории СССР. Бомбардировке подверглись города Одесса, Севастополь, Энск, Сочи, Краснодар. Среди советского мирного населения имеются отдельные человеческие жертвы». Чуть ниже подверстана еще одна заметка: «Американские стервятники попытались прорваться на территорию Советского Союза. Несколько десятков бомбардировщиков противника, при поддержке армады истребителей, стремились нанести удар по городу Москве. Однако доблестная ПВО страны встала вокруг столицы мира и социализма несокрушимой стеной. Ни одному самолету противника не удалось прорваться сквозь могучее кольцо нашей ПВО. Ее силами было сбито семь стратегических бомбардировщиков «Б-1» и три истребителя «Ф-4». Пилоты взяты в плен или погибли. В бешеной злобе отползая от нашей родной столицы, американские стервятники сбросили свой зловещий бомбовый груз, в том числе ядерный, на советской территории. Пострадали города Калинин, Бологое, Ленинград, Каунас, Рига, Вильнюс. Среди мирного населения имеются отдельные человеческие жертвы».
Вся вторая и третья полоса газеты были отведены огромному материалу под заголовками: «Экстренный совместный пленум ЦК КПСС и Совета Министров СССР». И ниже: «Выступление Председателя Совета Министров СССР, председателя Совета обороны СССР Н. С. Хрущева на Экстренном совместном пленуме».
В сплошном подслеповатом тексте взгляд Данилова наткнулся на неожиданную ремарку: «Оживление в зале. Смех. Аплодисменты». Он заинтересовался: что в речи руководителя страны и партии могло развеселить чиновников, собравшихся в Кремле в столь тяжелый для государства момент? Прочел: «А ракет у нас для вас, господа империалисты и агрессоры, на всех хватит!» И после первого приступа оживления и смеха, охватившего государственных бонз, следовал новый пассаж: «А если у кого-то из наших бойцов или представителей нашего героического народа вдруг под рукой не окажется ракеты, он вас снарядами станет крыть! А выйдет заминка со снарядами – перейдет на пули! А пуль вдруг недостанет – наш народ возьмет бутылки с «коктейлями Молотова» и зажигательной смесью даст вам отпор!» И опять – приступ оживления и аплодисментов в зале. Еще бы, подумалось Данилову, ведь не им же идти в ближнем бою мочить врагов «коктейлями
Чтобы хоть как-то отвлечься, он обратился к четвертой странице – а больше в газетах в ту пору полос и не было, – может, хоть что-то есть менее мрачное? Например, о футболе? Однако последнюю страницу занимали отклики трудящихся под общей шапкой: «Враг будет разбит, победа будет за нами!» Их Данилов читать не стал.
Знакомство с газетой подтвердило самые худшие опасения: началось! Случилось самое ужасное из того, чего боялись в то время. Третья мировая война. И, наверное, даже в гораздо худшем варианте, чем тот, что он увидел (или ему кто-то показал) в пятьдесят первом году. Он хорошо понимал, насколько газеты, особенно военного времени, склонны к эвфемизмам, и не сомневался, что «отдельные человеческие жертвы» в Ленинграде, Энске, Риге и Калинине, о которых сообщала «Правда», на деле означают зверские разрушения, подобные, если не большие, чем те, которые Советская Армия причинила Америке, а также десятки тысяч погибших.
Еще один мужик, стоявший рядом с ним с растерянным лицом, со словами: «Да, брат, дела», – отошел от стенда. Его примеру последовал и Данилов. И тут по всей улице разнесся вой сирен. Вопили они истошно, а вслед за тем послышался механический голос: «Граждане, воздушная тревога!»
Данилов бросился в метро «Лермонтовская». Туда пропускали без билета. Эскалаторы работали, и он спустился вниз, на платформу. Поезда ходили, как ни в чем не бывало. Он сел в идущий до «Комсомольской». В мозгу мелькнуло совершенно мирное и даже ужасно пошлое: «Я не я буду, если в такой обстановке не раскручу Лариску на любовь. Однова живем, как говорится. Завтра мне уходить на фронт. Может, последний раз видимся. Только бы она дома была».
Он доехал до «Октябрьской». Но тут случилась загвоздка: все эскалаторы на станции работали только на спуск. Вверх не поднимали. Народу на платформе все прибывало. Некоторые, особенно женщины, стали возмущаться: «Почему не выпускаете? Мы домой едем! Дети там одни!»
Дежурная по станции принялась их увещевать: «Граждане, да куда ж вы пойдете? Воздушная тревога!» Но ее не слышали, напирали.
Тут подошли пара милицейских, один гаркнул: «А ну-ка молчать! Тихо всем! А то я вам, по законам военного времени!..» Второй картинно расстегнул кобуру и даже вытащил свой «ТТ». Народ слегка отступил. Свара и крики прекратились. В толпе, впрочем, продолжалось переругивание, правда, довольно миролюбивое: «Ты куда, тетка, прешь, в радиоактивный пепел превратиться не терпится?» – «Да чтоб ты, парень, сам сгорел атомным огнем!» Но и тут нашелся дядя начальственного вида, в велюровой шляпе, который гаркнул: «Прекратите, граждане, свои неуместные шуточки!» – и народ пугливо замолк. Что ни говори, москвичи в шестьдесят втором году были гораздо более дисциплинированными, чем полвека спустя.
Наконец выход со станции открыли. Эскалатор заработал на подъем. Видимо, воздушная тревога закончилась. Толпа довольно весело рванулась наверх.
На поверхности никакой войной и не пахло – ни в прямом, ни в переносном смысле. Похоже, что ни один американский бомбардировщик и ни одна ракета опять не прорвались. Кольцо ПВО вокруг столицы мира и социализма, созданное в пятидесятые годы, действовало безотказно. Скоро Данилову предстояло влиться в ее состав – вряд ли новобранцев успеют и захотят увозить далеко.
Тетка в телогрейке у вестибюля торговала дачными астрами, завернутыми в газетку. На нее косились прохожие: совсем вроде не время спекулировать. А Данилову оказалось в самый раз. Не идти ведь к девушке с пустыми руками!
Автобус подъехал быстро, толпа пассажиров успешно его захватила. Кондукторша привычно покрикивала, призывая передавать пятаки за проезд – все так, будто бы и нет никакой войны. И только разглядывая из окна автобуса Ленинский проспект, можно было заключить, что творится неладное. Практически перед всеми магазинами, в особенности продуктовыми, змеились очереди. Из дверей вываливались радостные граждане, успевшие ухватить хоть что-то – как правило, то были тетки с авоськами. В авоськах громоздились бруски сизого хозяйственного мыла, коробки спичек, серые стрелы макарон, пачки «Беломорканала», прозрачные бутыльменты сорокаградусной.
Данилов порадовался, что его никакие дефициты не волнуют – завтра он будет в армии, а там худо-бедно накормят и курева дадут, а больше служивому ничего не надобно.
Тут он поймал взгляд мужика, сидящего спиной к движению (сам Данилов стоял на задней площадке). Тот смотрел на него и его букет довольно долго, не отрываясь, и откровенная злоба читалась в этом взгляде. В ответ Алексей тоже глянул весьма тяжело и понял: где-то он этого мужчину встречал раньше. Хотя за его черты невозможно было зацепиться: невыразительное, блеклое, белесое лицо. Так и не вспомнив, кто это, Данилов отвернулся к окну.