Аватара
Шрифт:
Выпив воды, он приподнял бутылку виски, предлагая Вейзенбергу повторить. Инженер отрицательно качнул головой, Руэда, булькая, налил себе и пригубил второй бокал.
— Я не склонен к поклонению Иным, — проговорил Вейзенберг, — например, я не верю в то, что они в тайных трудах направляют не только нас, но и всю Вселенную. Конечно, подобное не исключено, но их Голос то же самое сказал и бетанам. Вообще, в отношении к ним я агностик и таковым останусь, пока мы не получим непосредственную информацию, чего может никогда не случиться вообще.
— И все
Вейзенберг согласно кивнул:
— Фундаментальное. В особенности когда я из космоса наблюдаю небо. Наверно, они не играют в богов, мне кажется невозможным, — во всяком случае я не могу этого принять, — что они к нам безразличны и оставили эти Ворота просто для того, чтобы мы не поломали что-нибудь важное, и единственную тропу к новой планете показали нам просто из праздного любопытства: как человек кормит голубей крошками сандвича, который самому есть не хочется. Нет, они наверняка тщательно изучили нас, еще до того, как Фернандес-Давилла оставил Землю. Неужели с тех пор они потеряли к нам интерес?
— Они могли побывать где угодно, — отвечал Руэда. — Помните, никто, в том числе и бетане, не видел их корабля.
— Быть может, их корабли невидимы. Быть может, они не нуждаются в кораблях. Абсолютно немыслимо, чтобы они просто бросили свои Т-машины, — стоит только подумать о вложенной в них энергии и ресурсах; нельзя представить и то, что они нас оставили. Я могу свободно допустить, что они стараются держаться так, чтобы мы их не видели. Может быть, их присутствие повергнет нас в прах! Черт побери, им приходится быть благородными из жалости к нам.
— У нас большая Галактика. В ней могут обитать миллионы, даже миллиарды разумных рас. Как у них может хватить времени на всех?
— Если они могут оставить свои Т-машины около — интересно бы знать скольких солнц? — то способны интересоваться и тем, что происходит на планетах.
— Подобно Богу? «Глаз его призрит и воробья».
— Нет, едва ли Иные обладают бесконечным могуществом. Впрочем, мы можем не заметить разницы.
Руэда помрачнел.
— И они не собираются помочь нам в нашем полете?
— Я не слыхал, чтобы они устраивали чудеса ради какого-нибудь благоденствия, — отвечал Вейзенберг. — Я все пытаюсь и пытался понять, как они относятся к нам, но так и не сумел догадаться. Непонятно уже то, в чем выражается их забота. Но я глубоко убежден в том, что мы им не безразличны, — в том, что Голос не лгал, утверждая, что они любят нас.
Настало время готовить новую еду. Кейтлин вошла в кают-компанию по пути в галерею и остановилась на месте.
Инопланетянин… бетанин… Фиделио стоял, либо сидел, либо устроился на корточках, либо просто замер перед одним из больших видеоэкранов. Внутренний свет не затмевал небо для глаз Кейтлин, и она видела, как Млечный Путь струится около его головы. Он был один.
— О! — проговорила она. — Добрый день.
Не оглядываясь, инопланетянин отвечал хриплым свистом:
— Buenas dias, senora Mulryen!
Кейтлин
— Итак, ты узнал меня, даже не глядя?
— У нашего народа более чуткие уши, чем у людей, — без практики лишь человек, наделенный абсолютным слухом, мог понимать слова Фиделио. Говорил он бегло и грамматически правильно. Просто природа не позаботилась обеспечить его средствами для произнесения подобных звуков. И, словно понимая, что невольно допустил резкость, продолжил:
— Кроме того, каждая личность имеет вполне определенный запах. Эволюция научила вас не замечать его. Но ваше зрение в воздухе куда лучше на длинных расстояниях, чем мое, и я могу лишь беспомощно восхищаться вашим осязанием. — Фиделио повернулся к ней одним текучим движением — свет блеснул на его гладкой шкуре.
Кейтлин сделала несколько шагов по палубе и остановилась перед ним.
— Мне нравится запах твоего тела, — сказала она, — он напоминает мне о моей родине, о том, как я девочкой играла у моря, на берегу, где галька перекатывается от шороха волн… и вместе с тем он другой — словно бы за игрой я вижу в облаках странную сказку… Прости, ты можешь не понять этого.
— Быть может, смогу. У моего народа тоже есть свои мифы и наши видения ярче всего в юности.
Кейтлин положила руку на его перепончатые когтистые лапы, — сами руки его были много ближе к телу, — ощутила их узловатость и с радостью сказала:
— Я не сомневаюсь в этом. Но не знала, что ты уже настолько привык к нам, что знаешь слово «сказка».
— Я работал с разными разумными расами. Опыт помогает мне догадываться о том, что для вас существенно. — Совершенно синие глаза внимательно глядели на нее. — И признаю, я удивлен тому, что ты так хорошо понимаешь меня. Мой акцент кажется слишком трудным всякому, кто не летел на «Эмиссаре».
Кейтлин отодвинулась и пожала плечами:
— Все-таки я собираю песни на нескольких языках.
Большой бурый силуэт шевельнулся, усы дрогнули.
— Значит, ты поешь? Обычные песни, а не те, которые проигрывали для меня люди из экспедиции?
— Разве они никогда не пели?
— Пели немного, но… — Фиделио помедлил. — Я говорил, что у моей расы сравнительно тонкий слух.
Кейтлин улыбнулась:
— Я понимаю, что ты стараешься быть вежливым. Но если ты заинтересовался нашей музыкой, можно послушать записи; я не могу назвать себя выдающимся исполнителем, но…
— Добрый день, — проговорил новый голос.
Фиделио не было нужды оглядываться, чтобы увидеть, кто говорит. Кейтлин оглянулась. В больших дверях стояла Джоэль Кай.
— О, добрый день, senora! — Кейтлин приветствовала Джоэль движением руки. — Вам нужна моя помощь?
— Нет. Просто я проходила мимо. — Худощавая фигура голотевта была столь же жесткой, как и ее тон.
— Мы тут поговорили…
— Она первая из этого экипажа, кто вполне понимает меня, — пояснил Фиделио.
— Вы не присоединитесь к нам, доктор Кай? — застенчиво спросила Кейтлин.