Авдотья и Пифагор
Шрифт:
– Я — испытала, — ответила та.
Наталья все поняла сразу.
– Когда? И почему в себе держишь?
– Помнишь день рождения Марата? — тихо спросила Дуняша.
– Конечно. С настоящим джазом, круто было. Я впервые такое видела. Вы тогда вроде поссорились с Пифом, и он ушел раньше.
– Мы не ссорились. Его Маратов отец послал за какими-то лекарствами. Вы танцевали в большом зале, а Марат меня позвал показать журналы по дизайну.
– Марат? — ужаснулась подруга. — Он тебя изнасиловал?
– Мы зашли в комнату, он закрыл дверь и стал приставать.
–
– Понимаешь, все, как ты говоришь. Орать было как-то дико, к тому же… он не то чтоб мне сильно нравился, но на него все девчонки обращали внимание, ты ведь помнишь. Я сказала ему, что не хочу так.
– А он?
– Он проверил замок на двери, — усмехнулась Дуняша, — а потом просто бросил меня на пол, на ковер. Я в ту комнату до сих пор заходить не могу. Тошнить начинает.
– Ужас, — прокомментировала Наталья. — Вот же скотина!
– Он очень сильный, ты не представляешь просто. Было ужасно больно, обидно и противно. А еще я боялась, что вернется Пиф и они друг друга поубивают.
– И ты никому не рассказала?
– Нет. Проревела у них в туалете. Потом Марат на отцовской машине отвез меня домой и по пути сделал предложение.
– Романтично, — оценила подруга. — А Пиф так ничего и не знает?
– Нет, конечно. Зачем ему лишние страдания?
– А я думала, ты все же Марата любила, ну, хоть немного.
– Я его боялась. Всегда боялась. Он мне тогда сказал, что, если я за него не выйду, Пифу меня тоже не видать.
– Вот скотина, — повторилась Наталья. — А его отцу ты ничего не говорила?
– А он, похоже, был в курсе, — вздохнула Дуняша. — У них же Семья, один за всех и все за одного. Даже если все решат кого-нибудь грохнуть. Или трахнуть, — невесело закончила она.
А Наталья тем временем явно сменила настрой.
– Знаешь, что было, то быльем поросло. Я думаю, тебе надо постараться выбросить все из головы.
– А ты тех подонков выбросишь? — спросила Дуняша.
– Они мне замуж не предлагали, — мрачно пошутила подруга. — Все-таки у тебя — другой случай. Марат тебя всегда любил и сейчас любит, просто он — завоеватель по жизни.
– А ты б согласилась с Маратом жить? — вдруг спросила Дуняша.
– Ну, если б ты не была моей подругой! — рассмеялась Наташка. — А что, я люблю «Мерседесы», виллы и миллионы.
Их содержательную беседу прервал звонок Натальиного телефона.
– Алло, — ответила Наташка и, хитро улыбнувшись, передала трубку Дуняше.
– Привет! — сказал Пиф.
– Привет! — обрадовалась Дуняша и одновременно испугалась: Пиф должен был звонить только в экстраординарных случаях.
– Я нашел для нас место, — спокойно сообщил собеседник.
– В Таиланде? — улыбнулась Дуняша. — Всю жизнь на курорте?
– Еще хлеще, — многозначительно пообещал Пиф. — Приеду — расскажу.
– Я боюсь, — вдруг сказала Дуняша. — Может, пусть все остается как есть?
– Не-а, — не согласился он. — Как есть — ошибка. Приеду — мы ее исправим. О’кей?
– Не знаю, — честно ответила Дуняша.
В трубке зазвучали короткие гудки.
Она отдала телефон подруге.
Пиф больше не перезвонил.
Верно
Вышла с Натальей ко входу — к машине. И пожалела: за рулем длинного «мерса» вместо Никандрыча сидел Иван Озеров, который с большим интересом оглядел Наташку.
Наверняка доложит Марату.
И даже если ее телефон не начнут прослушивать, все равно Дуняшин страх станет еще на некую единицу измерения больше.
Но это будет не сегодня. А сегодня она — причесанная, накрашенная и красивая. Должна же быть какая-то радость в жизни у привлекательной и состоятельной женщины двадцати двух лет?
9
Они прожили в Сан-Педро — так называлось это местечко — уже четыре дня. Собственно, жили-то все в том же пансионате, в предместье, а сам Сан-Педро был в десяти минутах езды на такси-мотоциклетке. Причем с каждым проведенным здесь днем жизнь понемногу возвращалась в измученное тело Александра Федоровича.
Нет, понемногу — это не то слово. Еще как помногу.
Вчера они уговорили Николаса, и тот разрешил им посетить архипелаг Тысячи островов. Даже утреннюю процедуру по такому поводу пропустил. Правда, поехал с пациентом сам, не доверил помощнику и сыну. Лично подобрал и плавсредство — в итоге они плыли не на узенькой лодчонке с крыльями-балансирами, а на довольно приличном катерке, построенном по той же схеме, но уже со стационарным дизелем «Вольво», с большим парусиновым навесом над выдраенной палубой, на которой стояли пять синих пластиковых стульев, и даже с отдельным гальюном.
Гальюн заслуживает специального рассказа. Это был натуральный ватерклозет, не то что какой-нибудь дачный сортир с выгребной ямой. Устроен он был следующим образом: прямо за борт выставили две крепкие, консольно закрепленные бамбуковые балки. Спереди и с боков имелись целомудренные парусиновые стенки, скрывавшие посетителя гальюна от нескромных взглядов. А за стенками-шторками был установлен самый настоящий фаянсовый унитаз с самым настоящим смывом — персонал заботливо заливал в бачок морскую воду. Не нужно и объяснять, что все смытое так же прямиком попадало в океан, воплощая мечту зеленых об экологическом хомобиотическом обороте.
Катерок был ярко раскрашен красной, синей и белой краской, а экипаж состоял из двух немолодых филиппинцев.
Александра Федоровича бережно усадили в тень, под парусину, на один из синих стульев, рядом сели Ольга, Пифагор и Николас. Матросы же за весь неблизкий путь не отдыхали ни минуты: один постоянно стоял у штурвала, другой крутился то у чихавшего дизеля, то у чавкающего насоса-помпы — старенький корпус катера помаленьку подтекал. Когда же все нехитрое хозяйство функционировало штатно, матросик проверял и подвязывал веревками бамбуковые распорки, удерживающие боковые балансиры.