Авель и Мегаполис
Шрифт:
– Яйцеголовый…
– Всё ясно – допился!
Риммочка не знала никого из Авелей, кроме Шамиля, а значит объяснять ей было бесполезно.
Эх, не взял он в своё время телефонов, а то сейчас бы обзвонил всех товарищей по несчастью! Глядишь – и вместе что-нибудь придумали бы. Не надо было от коллектива отбиваться. Теперь их всех перебьют по одиночке…
Ту ночь Аркадий провёл в кресле. Не сомкнул глаз до самого утра. Он даже забыл, что ночь – Рождественская.
В шесть ноль-ноль, лишь только вышли первые новости,
В этот раз не показали ничего особенного. В смысле, события описывались грандиозные: несколько пожаров, дикие авиа- и автокатастрофы, обрушения домов, но знакомые лица уже не мелькали, и это радовало.
Может быть, он, всё-таки, ошибся? Зря переживал?
Полуденная сводка новостей показала, что не зря. На этот раз несчастье приключилось ещё с тремя яйцеголовыми. Их вели под руки, они практически ничего не соображали. Вокруг скопилось много народу, все чего-то советовали, суетились…
Вот у нас всегда так: защитить от бандитов некому, а как сочувствовать – так всем миром!
Этих двух эпизодов было достаточно, чтобы перейти на осадное положение. Аркадий надел наушники и воткнул их в телевизор, так что звуки трагедий слышались теперь только ему.
Риммочке было велено в квартиру никого не впускать, невзирая на лица. Если будут спрашивать по телефону, пусть отвечает, мол, в командировке. А если, всё-таки, кто-нибудь ненароком его засечёт, в окне силуэт заметит или пение в ванной услышит, то и на этот случай имелось объяснение: дескать, прячется от чёрных. А от кого ж ещё прятаться? Дескать, выехал как-то в центр, а его тут же чёрные подрезали, квартиру стали вымогать… Потому и прячется. «Подрезали, стукнули, вымогают…» Осталось добавить: «Очнулся – гипс!»
Осадное положение, к счастью, продлилось недолго – всего несколько часов. Помог всё тот же телевизор: сам напугал, сам и успокоил.
Продолжая следить за событиями в криминальном мире, судорожно выискивая на экране лица братьев по несчастью, Аркадий скоро с удивлением обнаружил, что лица стали повторяться. Когда знакомые рожи полезли на экран по четвёртому кругу, на него напала истерика. Он стал хохотать, будто его под ребрами щекочут.
На эти звуки живо примчалась Риммочка. В руке у неё была поварёшка. На всякий случай.
– Говорила – не просиживай у ящика, с ума сойдёшь!
– Свобода!!!
– Да не рви ты мне душу! В чём дело?!
Риммочку хохот супруга встревожил больше, чем все его рыдания и подвывания.
– Риммочка, ведь не может же быть, чтобы каждые полчаса – одни и те же трупы на экране! Одни и те же морды на носилках, вот уже битых четыре часа! Причём, каждый раз на разных носилках! Их выносят совершенно разные санитары, из разных домов! Понял! Наконец-то, дошло, старый я кретин! Твоя правда – нечего сутками в ящик пялиться! Кто редко смотрит, тот и не замечает!
– Чего не замечает, горе ты моё?
– А ты не понимаешь? Нашим доблестным журналюгам нужны горячие факты, вот они их и подстраивают… искусственно… А дураки-Авели, не иначе,
Не сказать, чтобы Риммочка сильно обрадовалась.
– Ну… и… дальше что?
– А дальше вот что… Мне сейчас надо срочно ехать в гости… Поздравить своё новое начальство… с Рождеством!
– Поезжай-поезжай, проветрись, а то действительно… ещё немного – и за тобой с носилками приедут!
– Свобода!!!
Глава 10.
«Поздний Сталин – ранний Хрущёв».
Этот стиль царит на большей части проспекта Мира – примиряющего проспекта, соединившего старинный центр с окраиной, с хрущёбным раем.
Между группой старинных особняков и хрущёвками как раз и находится вышеупомянутый промежуточный стиль. Вычурность уже отсутствует, но потолки ещё не так нахально низки.
Выйдя из станции метро «Алексеевская», которая в старые добрые советские времена носила название «Щербаковская», Аркадий стал ходить вдоль домов, разыскивая нужный адрес.
Эх, почему он сразу же после распада курсов не позвонил лысому? Зачем было, не разобравшись, вешать на него всех собак? Если бы он больше верил людям, то не пришлось бы на телевизор пенять. Ящик был ни в чём не виноват.
Самое смешное, что логово экс-начальника находилось в двух шагах от того места, где жил Аркадий. До него, как и до фонтана "Дружба народов", что на ВДНХ, пешком дойти – раз плюнуть. Однако, на дворе трещал мороз, тут уже не до прогулок.
Пришлось снова вспомнить о существовании метро…
В подъезде воняло кошками и жареной рыбой. Последний запах доносился из квартир.
В углу под лестницей виднелась лужа. Чересчур большая, чтобы обвинять котов.
«Человечье!» – молча констатировал Аркадий, зачем-то водя носом. – «Неужто так и не отучатся гадить?»
Его задумчивость была нагло прервана летящим прямо на него крупным предметом.
Вернее, телом.
Некоторые не любят пользоваться лифтами. Одни боятся, другим лень подождать.
Чуть не сбившая его с ног торпеда обладала солидным женским бюстом и чисто мужицким нахрапом. Повеяло чем-то знакомым, в нос ударил запах приторных духов.
Неужели Чунькина?! Не может быть! Хотя…
Поднявшись дребезжащим лифтом на пятый этаж, Аркадий увидел несколько дверей. На одной из них был приколочен почтовый ящик, обклеенный названиями газет из самых разных исторических эпох, начиная с «Правды» и кончая «Спидинфо».
Вокруг ящика на двери имелось несколько крошечных плакатиков, один из которых бросался в глаза раньше всех: «Если хочешь быть здоров – отвлекайся!».