Авессалом
Шрифт:
– Нет, папа, - ответил Авессалом.
– Не убедился.
– Начатки математического анализа могут показаться ребенку легкими. Но стоит ему углубиться... Я ознакомился с энтропической логикой, сын, просмотрел всю книгу, и мне было трудновато. А ведь у меня ум зрелый.
– Я знаю, что у тебя зрелый. И знаю, что у меня еще незрелый. Но все же полагаю, мне это доступно.
– Послушай, - сказал Локк.
– Если ты будешь изучать этот предмет, у тебя могут появиться психопатологические симптомы, а ты не распознаешь их вовремя.
– Но ведь университет в Баха-Калифорнии!
– Это меня и тревожит. Если хочешь, дождись моего саббатического года, я поеду с тобой. А может быть, этот курс начнут читать в каком-нибудь более близком университете. Я стараюсь внимать голосу разума. Логика должна разъяснить тебе мои мотивы.
– Она и разъясняет, - ответил Авессалом.
– С этой стороны все в порядке. Единственное затруднение относится к области недоказуемого, так ведь? То есть ты думаешь, что мой мозг не способен без опасности для себя усваивать энтропическую логику, а я убежден, что он способен.
– Вот именно, - подхватил Локк.
– На твоей стороне преимущество: ты знаешь себя лучше, чем мне дано тебя узнать. Зато тебе мешает незрелость, отсутствие чувства пропорций. А у меня еще одно преимущество - большой опыт.
– Но ведь это твой опыт, папа. В какой мере он ценен для меня?
– Об этом ты лучше предоставь судить мне, сын.
– Допустим, - сказал Авессалом.
– Жаль вот только, что меня не отдали в ясли для одаренных.
– Разве тебе тут плохо?
– спросила задетая Эбигейл, и мальчик быстро поднял на нее теплый, любящий взгляд.
– Конечно, хорошо, Эби. Ты же знаешь.
– Тебе будет намного хуже, если ты станешь слабоумным, - язвительно вставил Локк.
– Например, чтобы изучать энтропическую логику, надо овладеть темпоральными вариациями, связанными с проблемой относительности.
– От таких разговоров у меня голова разбаливается, - сказала Эбигейл.
– И если вас беспокоит, что Авессалом перенапрягает мозг, не надо с ним разговаривать на эти темы.
– Она нажала на кнопки, и металлические тарелки, украшенные французской эмалью, соскользнули в ящик для грязной посуды.
– Кофе, брат Локк... молоко, Авессалом... а я выпью чаю.
Локк подмигнул сыну, но тот оставался серьезным. Эбигейл поднялась и, не выпуская из рук чашки, подошла к камину. Она взяла метелку, смахнула осевший пепел, раскинулась на подушках и протянула к огню тощие ноги. Локк украдкой зевнул, прикрыв ладонью рот.
– Пока мы не пришли к соглашению, сын, пусть все будет по-прежнему. Не трогай больше ту книгу об энтропической логике. И другие тоже. Договорились?
Ответа не последовало.
– Договорились?
– настаивал Локк.
– Не уверен, - сказал Авессалом после паузы.
– Откровенно говоря, книга уже внушила мне кое-какие идеи.
Глядя на сидящего против него сына, Локк поражался несовместимости чудовищно развитого
– Ты еще мал, - сказал он.
– Ничего страшного, если подождешь немного. Не забудь, по закону власть над тобой принадлежит мне, хоть я и ничего не сделаю, пока ты не согласишься, что я поступаю справедливо.
– Мы с тобой по-разному понимаем справедливость, - сказал Авессалом, выводя пальцем узоры на скатерти.
Локк встал, положил руку на плечо мальчика.
– Мы еще не раз вернемся к этому, пока не выработаем наилучшего решения. А теперь мне надо проверить кое-какие работы.
Он вышел.
– Отец желает тебе добра, Авессалом, - сказала Эбигейл.
– Конечно, Эби, - согласился мальчик, но надолго задумался.
На другой день Локк провел занятия кое-как и в двенадцать часов видеофонировал доктору Райану в Вайомингские ясли для одаренных детей. Райан разговаривал уклончиво и рассеянно. Сообщил, что спрашивал детишек, поддерживают ли они связь с Авессаломом, и что все они ответили отрицательно.
– Но они, разумеется, солгут по малейшему поводу, если сочтут нужным, - прибавил Райан с необъяснимым весельем.
– Что тут смешного?
– осведомился Локк.
– Не знаю, - ответил Райан.
– Наверное, то, как терпят меня детишки. Временами я им полезен, но... сначала предполагалось, что я здесь буду руководить. Теперь детишки руководят мною.
– Надеюсь, вы шутите?
– Райан опомнился.
– Я отношусь к одаренным детям с исключительным уважением. И считаю, что по отношению к сыну вы совершаете серьезнейшую ошибку. Я был у вас в доме примерно год назад. Это именно ваш дом. Авессалому принадлежит только одна комната. Ему запрещено оставлять свои вещи в других комнатах. Вы его страшно подавляете.
– Я пытаюсь ему помочь.
– Вы уверены, что знаете, как это делается?
– Безусловно, - окрысился Локк, - даже если я не прав, это не значит, что я совершаю сыну... сыно...
– Любопытный штрих, - мимоходом обронил Райан.
– Вам бы легко пришло на язык "отцеубийство" или "братоубийство". Но люди редко убивают сыновей. Этого слова сразу не выговоришь.
Локк злобно посмотрел на экран.
– Какого дьявола вы имеете в виду?
– Просто советую вам быть поосторожнее, - ответил Райан.
– Я верю в теорию мутации, после того как пятнадцать лет проработал в этих яслях.
– Я сам был гениальным ребенком, - повторил Локк.
– Угу, - буркнул Райан; он пристально посмотрел на собеседника.
– А вы знаете, что мутации приписывают кумулятивный эффект? Тремя поколениями раньше гениальные дети составляли два процента. Двумя поколениями раньше пять процентов. Одним поколением... словом, синусоида, брат Локк. И соответственно растет коэффициент умственного развития. Ведь ваш отец тоже был гением?
– Был, - признался Локк.
– Но он не сумел приспособиться.