Август
Шрифт:
— Ну, пять тысяч у нас всё-таки есть! — сказал Август и заказал телеграммой изрядную партию цемента.
— А сколько ж он будет стоить, этот цемент? — спросила Поулине.
— Вот уж не знаю, — ответил Август, — думаю, несколько тысяч.
Поулине нахмурила брови:
— Ты что, хочешь совсем опустошить банк! Этому не бывать!
Август, чтобы подольститься к ней:
— Благослови тебя Бог, Поулине, но ведь эти пять тысяч вовсе не принадлежат банку. Они принадлежат фабрике. Мы построим на них фабрику рыбной муки.
Но
— Деньги останутся в банке!
Август настаивал:
— Вот увидишь, теперь у нас дело пойдёт! Ты отродясь не видела столько цемента, может, там будет тысяча тонн, ну, если по-честному, не тысяча, но уж двести тонн там будет наверняка. В Поллене начнётся совсем другая жизнь!
Но Поулине не желает слушать про его планы, мысли Поулине явно заняты чем-то другим: капеллан Твейто должен сегодня побывать в школе с инспекторским визитом, а Поулине намерена угостить его обедом, конечно, в меру своих возможностей.
— Ты бы помог мне ощипать кур, — сказала она Августу.
Однако Август почему-то не трогался с места — стоял и курил свою пенковую трубку, он тоже сегодня на особицу приоделся и даже отыскал у себя в чемодане трость со стилетом, вытащил его и принялся нахваливать: однажды это оружие спасло ему жизнь. А когда-то трость принадлежала одному императору, его звали Наполеон.
— Ощипать кур? — переспросил он. — Всё зависит от того, что ты мне за это дашь.
Так они раньше отвечали на какую-нибудь просьбу, когда были ещё детьми и хотели поцеловаться. Поулине, холодно и равнодушно:
— Хотя ты небось и ощипывать их не умеешь.
— Я не умею? Да назови хоть одно дело, которое я не умею делать!
Поулине скептически улыбается.
— Я, который выстроил фабрику на Бермудских островах и ночевал в лагере прокажённых!
Поулине, насмешливо:
— Вечно эти твои истории!
— Ты мне, значит, не веришь? — спрашивает он. — Ладно, я докажу тебе, что умею строить фабрики!
И он опять заводит речь о своём, толкует о телефоне, электрическом освещении, о машинах, на которых можно летать: ты себе садишься на стул, самый обыкновенный стул, и поднимаешься в воздух. Но конечно, на это нужны деньги, вот для чего им требуется и банк, и фабрика рыбной муки, и промышленность, и заработки, и вообще много-много денег. Вот бы ему сколотить по-быстрому состояние и поднять жизнь в Поллене на новую, небывалую высоту, ещё настанет день, когда люди по достоинству оценят его, ещё и амтман заедет за ним в карете, запряжённой четвёркой, чтобы куда-то там его отвезти...
Августа совсем занесло, в своих мечтах он унёсся в заоблачные выси.
Но Поулине он, по правде говоря, начал раздражать, да и полёт его фантазии уже клонился к земле.
— Довольно я наслушалась твоих выдумок! — сказала она и махнула рукой, словно желая отогнать очередную ложь.
Август сразу сник и спросил:
— Что это ты
— Уж больно ты нарядно одет, боюсь, как бы не изгваздался в курином пуху.
Август и впрямь был нарядно одет, никакого сравнения с тем, что обычно.
— Я нарядился, чтобы свататься, — сказал он неожиданно.
— И куда ж это ты собираешься?
— Сюда, дальше мне идти не стоит.
Поулине воззрилась на него в полном недоумении.
— Ну так вот, отвечай, как ты к этому отнесёшься? Господи, какая наглость, какой бессовестный, какой распущенный человек! И — чёрт подери — как же он изменился! Седой, весь в морщинах, и волос на голове почти не осталось, правда, грудь колесом — гусар да и только.
Август пустился в объяснения:
— Гм-гм... это, конечно, не... чёрт меня подери, не так легко... короче говоря, я именно сюда и шёл, хватит с меня!
Поулине давно вышла из юного возраста, поэтому она не обрадовалась его словам, а, напротив, рассердилась:
— Ты о чём это толкуешь?
Август в ответ:
— Я надумал просить тебя...
— Меня?! — вскричала Поулине и, фыркнув, принялась наводить порядок на полках.
Пытаясь придать себе весу, Август сказал, что уже не раз бывал помолвлен, что правда, то правда, но теперь это всё в прошлом...
Ничего хуже он и придумать не мог, Поулине ещё пуще разгорячилась:
— Ну и тип же ты!
Август:
— А что тут такого? Неужели нельзя забыть то, что было, и порадоваться тому, что есть?
— Уж молчал бы ты!
— Скажу тебе откровенно, я пользовался большим успехом, у тебя такое бывало? Ты только попробуй быть целый год связанной с другим человеком, и тогда посмотрим, как ты себя будешь вести. Поверь, с каждым месяцем забывать всё проще и проще...
Однако его слова результата не возымели.
— Слышал я, — сказал он вдруг, — что сегодня сюда собирался капеллан. Ты, может, о нём думаешь?
Поулине, залившись краской до корней волос:
— Ну и что? Тебе-то какое дело?
— Да никакого, — сдался Август, — хотя я мог бы всерьёз тобой увлечься! Благо я решил начать оседлую жизнь.
— Ха-ха-ха! — издевательски расхохоталась Поулине.
— Видит Бог, это не самое плохое, что могло выпасть на твою долю.
Молчание. Поулине лихо шурует на полках, фыркает и поводит носом.
— Ты говоришь так, будто что-то в этом смыслишь, — бормочет она себе под нос.
Опять молчание. Август мало-помалу начинает понимать, что его оскорбили, и спрашивает:
— Ты сказала «смыслишь»? Думаешь, я по этой части уже никуда не гожусь? Вот это новости. Это про меня-то, который смыслит побольше некоторых?..
— Вот и докажи! — говорит она.
Нет, здесь ему ничего не обломится. Да и то сказать: одному Богу известно, так ли уж всерьёз Август, эта перелетная птица, затеял своё сватовство. Сомнительно что-то.