Авиатор: назад в СССР 7
Шрифт:
— Хитрые твари, — прошептал я, заметив, что батарейки выложены и ждут момента, чтобы их вставили.
— Товарищ…
— Старший лейтенант. Слушаю тебя, — ответил я, продолжая смотреть на магнитофон «Панасоник».
— А что случилось? Почему к нему нельзя прикасаться? Током может ударить? — спросил парень, и я чуть не упал от шока.
Куда его такого отправляли, если он не понимает в чём проблема? Вот она, российская военная угроза. Тьфу… советская.
— Тебя Борей зовут? — спросил я, поднимаясь с приседа.
— Да… эм, так точно! —
Я повернулся к нему, а затем бросил взгляд на второго.
— Рядовой Мотыль.
В военкомате с чувством юмора всё в порядке. Даже фамилии бойцов подбирают созвучные. Я вытолкнул ребят из преддушевой, подобрал своё мыло в бело-голубой упаковке с профилем какой-то леди и вышел следом.
— Так, Лёлик и Болек, бегом за сапёрами. И ни на какие девичьи попы не заглядываться. Быстро, — сказал я.
— Товарищ старший лейтенант, а зачем? — спросил Мотыль, делая характерный украинский акцент на букву «О».
— Опять плохо слышите? — спросил я, показывая, что эти два малыша меня уже достали.
Мне кажется, что героев знаменитого польского мультика про двух пареньков лепили вот с таких «Бобылей и Мотылей». Сейчас они бежали со всех ног в расположение своего батальона, чтобы отыскать там сапёров.
Я же ходил рядом с душем. Пока прибежали специалисты по разминированию, взявшие и собаку с собой, толпа собралась добротная.
— Вот, старший лейтенант обнаружил, — подвёл Мотыль ко мне рослого мужика с небольшим животом, одетого в костюм КЗС и панаму.
— Капитан Елизаров, командир инженерно-сапёрного взвода, — протянул он мне руку.
— Старший лейтенант Родин, лётчик, — поприветствовал я его, смотря, как подчинённые капитана подходят к магнитофону.
— Как догадался, что там имеется заряд? — спросил командир взвода.
— Я не утверждаю, что он там есть. Все признаки подлянки присутствуют, — ответил я.
— Поделишься?
— Да тут всё просто. Магнитофон дорогой, в душе стоит, с вынутыми батарейками. Ещё и кассеты нет в нём, — ответил я.
— Согласен. Да и электричества отродясь не было в летнем душе, верно? — улыбнулся капитан. — Ну а почему решил, что в магнитофон могут засунуть заряд?
— Слушай, капитан, ты, как на экзамене меня спрашиваешь, — улыбнулся я. — Могу рассказать примерную схему, как произойдёт взрыв, если там есть заряд.
Дальше капитан продолжил удивляться. Хотя для меня было не впервой видеть самодельные взрывные устройства такого формата.
— Духи играют на нашей глупости и невнимательности. Вставляют вовнутрь заряд. К нему — электродетонатор. Провода соединяют изнутри с контактами. Стоит только вставить батарейки, подать ток, и раздаётся взрыв, — рассказал я, но Елизаров удивился ещё сильнее.
— И это знает советский лётчик? — спросил он. — Такие подлянки недавно начали появляться. Где узнал?
— Сам догадался. Слишком много вокруг было нелепых признаков того, что там неприятный «сюрприз».
Через полчаса сапёры
Естественно в этот вечер шерстили по всем модулям и палаткам. Каждое помещение и стоянку проверяли на наличие таких подлянок. Всё оказалось чистым.
Томин вечером собрал всех перед модулем и рассказал, что сейчас нет времени и возможности проводить разбирательства по поводу этого небольшого инцидента, а также всех косяков товарища Менделя и Барсова.
— Операция начинается завтра. Выносить это дело на суд командования, значит, повесить на полк огромную чёрную метку, — предположил Гусько, который последние дни собирал материал на провинившихся. — Поляков знает, но пока сказал, ход делу давать не будет. Мол, авиации не хватает и так.
— Я бы сам их наказал. Телесно, но зато по справедливости, — произнёс Буянов, для которого теперь Мендель стал чуть лучше, чем те духи, что его сбили над Паджшером.
— Товарищ подполковник, так… — начал оправдываться Барсов, но получил хороший подзатыльник от Бажаняна. — Ай!
— Мамой клянусь, ещё получишь у меня, если не закроешься, — выругался Араратович, добавив к этому несколько слов на своём родном языке.
— Командир, решение за вами, — сказал Гусько. — Доказать факт хищения — дело несложное. Есть свидетели, но вот тогда потянется ниточка к тыловику.
— Меня он меньше всего волнует, — махнул рукой Томин и начал ходить туда-сюда, держа руки в замке за спиной.
Между остальными начались переговоры. Каждый предлагал разные методы решения этого вопроса, вплоть до разжалования и отправки в пехоту рядовым.
Они бы ещё штрафбат вспомнили! Мол, искупить позор кровью. Понятно, что парни оступились и продажа военного имущества — дело подсудное. Особого вреда продажа двух этих покрышек не принесёт, но это хищение. Не знаю, как оно наказывается в Советском Союзе, но вряд ли меньше чем будет в Российской Федерации.
— Ладно, мы так ни к чему не придём. Значит так, вы… — начал говорить Томин, но на горизонте показался ГАЗ-66, светя одной своей целой фарой.
Этот грузовик был самым уникальным средством передвижения на нашей базе. В кузове приделаны деревянные скамейки, тент был натянут только сверху, а кабина напоминала кабриолет. Крыша и её стойки отпилены.
— Я… того… приехал… — начал заикаться водитель этого чудо-автомобиля по имени Илья.
Разговаривал он плохо. И это не из-за его азербайджанской национальности. Хоть он и был родом из дальнего села, где школа находилась у чёрта на куличиках. На Саланге его колонну буквально сожгли, а сам он был контужен и ранен. Последствия были налицо — череп слегка деформирован. Почему не комиссовали, никто не знает.