Авиаторы
Шрифт:
Толпа притихла.
Человек на крыле выдержал паузу.
– Не так давно… его не стало (снова пауза). Как я уже сказал, он был хорошим другом. Хорошим человеком. И – он был хорошим пилотом. Лучшим в своем деле. Лучшим. А лучшие, товарищи, уходят первыми (человек глубоко вздохнул). Вот и он ушел… от нас…
Толпа молчала. Молчал и человек на крыле.
– Для нашего, товарищи, друга, – продолжал он, – как и для всех нас, – но для него – в особенности, полет был не просто перемещение в пространстве. Полет для него был как-бы… (человек замешкался, подбирая слово) как будто душа просыпается
Человек сошел с крыла и замолчал, глядя в землю.
Толпа сочувственно склонила головы, которые уже начинало припекать летнее солнышко.
– Но! – Вспомнил вдруг человек, – если кто-то захочет помочь нашему делу, то вы можете, товарищи, положить вашу помощь вот здесь!» Он указал на открытый ящик из-под инструментов, стоящий у палатки.
– Ну? – Воскликнул он снова и улыбнулся: «Кто первый?»
Толпа замялась, заворковала, но самые ретивые уже бежали к аэропланам.
– Только чур – без суеты! – Воскликнул человек, и развел руки, образуя вокруг аэропланов невидимый забор: «А ну! Стойте!»
Бегущие остановились.
– Давайте сразу договоримся, – человек сделался строг: «Чтобы без шума, без толкотни и всего вот этого вот. Авиация – вещь серьезная, товарищи. И любит порядок. Поэтому и мы тоже давайте будем серьезными и ответственными. Договорились?»
– Да! Договорились! – Послышалось вразнобой.
– Ну, вот и хорошо! – Человек потер руки и стал распоряжаться: «Значит, так! Все отходим сюда! К аэропланам без спросу не лезть! На крылья не вставать! Гайки не отвинчивать! И – соблюдать безопасную дистанцию. Особенно, товарищи, когда работает мотор».
– Теперь, – человек указал на палатку, – вот, подходите к палатке. Сейчас выйдет наша помощница, – она вам будет выдавать билетики. С этими билетиками ждем все своей очереди! Она вам дальше все скажет; как, что, куда делать, и – чтобы слушались ее!
Красный билетик – это вот этот аэроплан (человек указал на соседний самолет), – а желтый билетик – вот этот аэроплан (и указал на тот, с которого произносил свою речь).
На том аэроплане будет, вот, пилот Аркадий, – человек обернулся к своем усатому товарищу. Тот пожал плечами и сунул руки в карманы куртки. – А я буду на вот этом.
– А вас как зовут? – Спросил лукавый женский голос из толпы.
– Меня – Виктор Иваныч, – ответил человек, и лукаво же повел на голос глазами.
Затем подошел к палатке: «Агата! Агат! Ну, ты где?»
Из палатки вышла девушка.
***
Никогда. Слышите? Никогда еще не было на свете девушки чудеснее, чем та, что я увидел летним утром там, на пустыре.
Совсем еще юная, тонкая, гибкая, как весенняя лоза, она стояла у входа, держа в руках две стопки нарезанных прямоугольниками желтых и красных картонок. На ней был не по размеру большой летный
Тонкие, нежные руки до локтя были затянуты в черные же сетчатые перчатки.
Несмотря на несколько нелепый свой наряд, она была прекрасна. Она не могла не быть прекрасной, божественной, восхитительной. Все вокруг освещалось, исправлялось и оправдывалось этой красотой.
Нежная линия скул, высокий, чистый лоб, а главное – глаза…
Их и в последний свой день я буду вспоминать как лучшее, что случилось со мной. Словно бы вся чистота и синева этого летнего неба отразились в ее чуть раскосых, с поволокой глазах ботичеллиевской грации. Томный, отстраненный, нездешний взгляд их скользил вокруг устало и мягко. Мягкие же, чуть припухлые губы были приоткрыты, словно бы она вошла в этот мир из другого, иного мира; вошла, хотела удивиться, но, все еще во власти других снов забылась, да так и осталась.
Время исчезло. Исчез пустырь. Растворилась толпа вокруг. И аэропланы. Осталось только это небо и глаза, как его продолжение.
Я смотрел на нее. Просто стоял и смотрел.
Сосед мой, который был по-прежнему рядом, кажется, заметил мой взгляд: «Полетишь?», – спросил он.
Я кивнул.
– А вы?
По лицу его пробежала тень
– Я уже налетался. А ты попробуй. Я твой велосипед посторожу.
Я не глядя передал ему руль и шагнул к палатке, у которой выстраивалась очередь.
***
Жаворонки волновались, трепеща под солнцем своими пустячными крыльями. Солнце прогревало землю, и ветры волновались над нею, волнуя листву кленов, склонившихся над руслом Букпы, в котором волновалась бегущие воды, и бились о берег, вторя стуку моего сердца, когда я, обмирая и волнуясь, приблизился к девушке.
– Здравствуйте, – сказал я.
Ее полуопущенные, длинные, чуть изогнутые ресницы лишь дрогнули в ответ на мое приветствие.
– Ваш номер – четыре, – сказала девушка и протянула мне желтую картонку.
Голос ее был чист и нежен, как эта небесная лазурь.
– Не подходите близко к аэроплану, пока не остановится двигатель, – добавила она, обращаясь к стоящим в очереди. – Пилоты вас сами будут вызывать, по номерам. Отдавайте им билетики и делайте все, что вам скажут.
– Спасибо, – ответил я, мучительно соображая, что бы еще сказать, но она уже протягивала билетик следующему экскурсанту.
Тем временем аэроплан Виктор Иваныча с первым пассажиром на борту уже готовился к взлету.
В утробе самолета загудело, винт пришел в движение, патрубки выбросили облачко синего дыма, и мотор зарокотал низко и солидно. Бурьян за хвостом пригнуло ветром. Зрители одобрительно загудели в ответ.
Аэроплан же, покачивая крыльями, проследовал в дальний конец пустыря, развернулся, взревел мотором и секунды спустя с низким рокотом пронесся над нами. Толпа восторженно ахнула. Взлетели руки и затрепетали в приветствии. Кто-то даже подкинул шляпу.
Следом взлетел пилот Аркадий.