Авраам Линкольн. Его жизнь и общественная деятельность
Шрифт:
В другой раз двое стариков-провинциалов дожидались в приемной своей очереди говорить с президентом. “Ну, теперь твой черед, – сказал старик жене, когда Линкольн отпустил предшествующего посетителя. Старушка выступила вперед, сделала низкий реверанс и сказала: “Господин президент”. Линкольн повернулся и, пожав ей руку, спросил самым ласковым голосом: “Чем могу вам служить, добрая леди?” – “Господин президент, – продолжала старушка, – я так смущена, что едва могу говорить. Мне еще никогда не приходилось разговаривать с президентом. Я – преданная Союзу женщина, живу в Мерилэнде; сын у меня тяжело ранен, лежит в госпитале; я просила отпустить его ко мне, но мне сказали, чтобы я обратилась к вам. Когда началась война, я послала его драться с южанами; если вы позволите мне взять его домой, я его выхожу, и как только поправится, он опять пойдет усмирять мятежников-южан. Сын
Один из генералов действующей армии, рассказывая об отвращении, которое питал Линкольн к смертной казни за военные провинности, приводит следующий случай: “В первую же неделю после приема командования у меня оказалось двадцать четыре дезертира, приговоренных военным судом к расстрелу. Приговор должен был подписать президент. Он отказался. Я поехал в Вашингтон для личных объяснений. “Господин президент, – убеждал я его, – этот пример необходим; иначе армии грозит полный упадок дисциплины. В этом случае помилование нескольких человек отзовется гибелью для многих”. “Нет, генерал, – отвечал он мне, – и без того множество вдов проливают слезы в Соединенных Штатах. Не требуйте от меня, чтобы я увеличил их число; я не сделаю этого”.
Сенатор конгресса мистер Келлог, находясь в Вашингтоне, получил телеграмму, что один из его соседей, которого он уговорил поступить в армию, приговорен за важную провинность военным судом к расстрелу – на следующий же день. В страшном волнении бросился он к военному министру; но все просьбы о помиловании были безуспешны. “Уж слишком много таких случаев осталось безнаказанными”, – отвечал тот. В совершенном отчаянии Келлог из военного министерства направился в Белый дом. Часовой не хотел пускать его. Было уже поздно, и президент лег спать. Преодолев все препятствия, Келлог пробрался к нему в спальню и взволнованным голосом рассказал о содержании полученной им телеграммы. “Этого человека нельзя расстрелять, господин президент, – говорил он. – Я не оправдываю его. Но ведь это мой старинный сосед: как же я допущу, чтобы его расстреляли!” Линкольн, лежа в постели, спокойно выслушал своего старого коллегу и сказал наконец: “Да, я сам думаю, что расстрел не пойдет ему впрок. Дайте-ка мне перо”, – и он написал приказ о помиловании.
В числе просителей, осаждавших дом президента, пришла какая-то бедная больная женщина и на вопрос Линкольна рассказала, что ее муж и три сына были в армии; мужа недавно убили, и она нуждалась в помощи, оставшись совершенно одна; поэтому она просила отпустить к ней старшего сына. Линкольн, по рассказу очевидца, пристально посмотрел в лицо женщины и отвечал ей самым ласковым голосом: “Конечно, конечно. Ведь вы отдали все, что у вас было; раз вы лишились своей главной опоры, вы имеете полное право на одного из сыновей”. И он тотчас же выдал обрадованной матери приказ об отставке сына. Однако через неделю она опять появилась в приемной Белого дома. Бедная опоздала. От командира полка, в котором служил ее сын, она узнала, что последний умер от тяжелой раны, полученной в одном из недавних сражений. Увидев опять убитую горем женщину и выслушав ее грустный рассказ, растроганный президент сказал ей: “Я знаю, чего вы хотите, и все сделаю без вашей просьбы: я отпущу к вам второго сына”. И во второй раз он тут же написал ей приказ об отставке. Вручая ей драгоценную бумажку, он сказал: “Теперь у нас с вами по одному из оставшихся двух мальчиков; так будет вполне справедливо”. Растроганная до слез женщина положила руку на голову Линкольна и воскликнула торжественным голосом: “Да благословит вас Бог, мистер Линкольн. Да продлит Он дни ваши и чтобы вы всегда были главою этого великого народа!”
Только один раз, как рассказывают, президент остался непреклонным, и вот по какому случаю. Известный торговец невольниками был посажен в тюрьму и приговорен к штрафу в тысячу долларов. Когда кончился срок его заключения, он, не будучи в состоянии уплатить штраф, написал жалобное письмо Линкольну, в котором, признавая свою вину, просил о снисхождении. Но письмо не произвело никакого впечатления на президента. “Меня могут умолить о прощении даже убийцы, – сказал он, – я знаю, что излишнее мягкосердие составляет мою слабость; но человек, который в состоянии поехать в Африку, чтобы награбить там детей и потом продать их в вечную неволю, с единственной целью нажить столько-то долларов и центов... да это хуже самого зверского убийства.
Один из почитателей Линкольна рассказывает про него следующий случай:
“У этого гиганта было нежное сердце женщины. Многие считали это слабостью. Он не мог равнодушно видеть страдания, и ему было противно причинять их другим. В один жаркий день, проходя по тенистой аллее от президентского дома к военному министерству, я увидел на траве под деревом высокую неуклюжую фигуру президента. Его встретил на дороге и обратился к нему за советом раненый солдат, который хлопотал о пенсии и недоданной части жалованья. Линкольн уселся под деревом, прочитал все документы просителя и указал ему, куда обратиться по его делу, снабдив его при этом рекомендательной запиской”.
Многие не одобряли излишней доступности президента и находили, что много времени у него пропадало на бесполезные приемы. У Линкольна был свой строго определенный взгляд на этот предмет, и он находил, что в свободной стране, подобной Америке, каждый имел право на свободный доступ к нему. “Я чувствую, – говорил он в ответ на такие возражения, – что время, затраченное на непосредственные контакты с представителями народа, приносит наибольшую пользу. Люди, вращающиеся в официальных сферах, склонны и сами заразиться излишней официальностью, – даже, пожалуй, самовластием, – и позабыть, что они пользуются властью только временно, как представители других. Это совсем не годится. Два раза в неделю я принимаю без разбору всех, и каждый имеющий до меня дело дожидается своей очереди, как в лавке цирюльника. Правда, мне приходится выслушивать много вздора, но много и такого, что имеет значение; все это вместе взятое постоянно удерживает в моем уме представление о той великой народной массе, из которой я вышел и в которую я должен возвратиться”.
В своем разговоре Линкольн постоянно прибегал к пояснительным примерам или притчам из народной жизни; речь его оснащали разные поговорки, побасенки и смешные истории. Благодаря этому приему слова его были понятны для самого тупого человека и производили сильное впечатление на массы. Раз к нему явился фермер с жалобой, что солдаты федералистов, проходя через его владения, взяли его лошадь и захватили сколько-то сена; при этом он требовал вознаграждения за убытки. Линкольн посмотрел на него с добродушной усмешкой и сказал: “Послушайте, мой любезный сэр, если разбирать каждое такое дело, то ведь работы хватит на двадцать президентов. Вы напомнили мне одного моего знакомого в старые времена в Иллинойсе. Его звали Джэк Чэз, и в трезвом виде он был лучшим сплавщиком лесных плотов на Миссисипи. Когда появились пароходы, его сделали капитаном. Переходя пороги, он всегда сам стоял за штурвалом. Раз, во время такого перехода, когда пароход швыряло во все стороны в клокочущей пене и Джек весь обратился во внимание, – какой-то мальчишка дернул его за фалды и закричал: “Слушайте, мистер каптен! Остановите на минутку пароход! Я уронил в воду яблоко”.
Во время одного из утренних приемов к Линкольну явился посетитель, отрекомендовавшийся как самый преданный друг президента, которому последний обязан своим выбором на эту должность. На этом основании он просил у Линкольна одно из вакантных тогда мест в правительственной службе. “Вот как, – сказал Линкольн, – следовательно, я вижу перед собою человека, отравившего всю мою жизнь. Нет у меня для вас места, будьте уверены в этом. Желаю вам доброго утра”.
Строгий пуританин в жизни и привычках, Линкольн повторял иногда своим сыновьям такое маленькое поучение: “Не пей, не кури, не жуй [4] , не бранись, не играй, не лги. Люби Бога, людей, люби правду, люби добро и будь счастлив”.
4
Между американцами очень распространена привычка жевать табак
Глава X. Смерть
Новый главнокомандующий Грант. – Победа под Ричмондом и сдача генерала Ли. – Фактический конец войны. – Восторг освобожденных рабов. – Бегство Дэвиса. – Отношение к нему Линкольна. – Вторичное избрание Линкольна президентом. – Линкольн – предмет обожания освобожденных негров. Его стремление возобновить добрые отношения с южанами. – Праздник в Вашингтоне. – Торжественный спектакль. – Убийство Линкольна. – Объявление о смерти президента. – Ужас и отчаяние по всей стране. – Сочувствие Европы. – Похороны и погребальный поезд. – Могила в Спрингфилде