Шрифт:
Надежда
Неожиданно сверкнувший солнца луч
Разрывает пелену недельных туч,
Будит бешенство здоровое в крови,
Исступленное желание любви,
И полотнища ярчайшей слепоты
Свет разматывает в небе, как бинты,
Чтобы тело исцеленной синевы
Вновь исполнилось дрожаньем тетивы,
И, откинув одеяла облаков,
Бог спустил бы ноги ветра в хлад лугов
И бежал бы в вихре листьев, глаз слезя,
И
Обещая всем незаходящий свет,
Призывая нас за призом дряхлых лет…
Но наверно, недовыздоровел бог,
На закате вату с кровью не дожег –
И под капельницу ледяных дождей,
Вновь покорный общей слабости своей,
Мир ложится, чтобы тихо опочить.
В скорбном бдении луна ему в ночи
Будет вахтой бледной сестринской гореть
В коридоре бесконечной тишины.
До весны, дай бог, простимся. До весны.
Возмужание
Истоптали сапогами душу мне –
Прискакали, ускакали на коне
Полумесячном в одну и ту же ночь,
И отвесили, прощаясь: бестолочь…
Если я преображусь, подобно им,
Если стану я зеркальный аноним
Самому себе – небритый, сильный страх
О подогнанных под скатку, щит плечах –
Значит, кем я был? Никем. Побег, поросль,
Гладкой кожи, тонких рук недолгий гость,
Я выписываюсь утром, полоснув
Бритвой по скуле, сводя свой млажий пух
Бородавкой Тома Сойера к чертям:
Буду женам мил, как раньше – матерям.
А потом вернется молодость ко мне –
Континент, переоткрытый в дождь и снег,
Перерытая дорога, слякоть, мрак…
И один и тот же мальчик здесь и там
Улыбнется вдруг, как самому себе,
Догадавшись о бессмысленной судьбе.
Прометей
Отчего эта ложь так сильна, так живуча,
Все пленяет она, все лучит из созвучий
Аэдической песни – трагических нот
На торгах нищеты популярнейший лот,
Обеспошленных вымыслов, впущенных к нам
Через голову – голытьбой – по головам,
Этот мрачный герой, сей провидец судеб,
Дарователь всех благ, отравивший нам хлеб
Горькой злобой мятущейся черной души…
Он любови богов нас навеки лишил.
Восхождение
Под сколькими мечами
Приходится сидеть,
Дамокл, тем из нас,
Кто служит Аполлону –
Капризы и печали
Толить несносных дев
И
Полировать короны…
Под сколькими очами
Приходится играть,
На сцену выходя
К ним в ледяном ознобе,
Под сколькими парчами
Приходится искать –
И уличать, найдя –
Тоску в монашьей робе.
Но скольким свечами
Приходится топить,
Чтоб выступил на лбу
Пот истинного дара,
Но сколькими ночами
Разрешено любить
Нам ясно сразу двух
В безогненном пожаре?
Танцоры ли, поэты –
Одно, Дамокл, мы,
И тщится заградить
Уста, связать нам ноги –
Одно. Так прыгай в Лету.
Хлебнем горчайшей тьмы.
Посмотрим, победить
Помогут ли нам боги.
Я чтил их не корыстно –
И думаю, любил
Того же ты, что я,
Когда дрожали мышцы,
Когда строка тащилась,
И были мы без сил,
А страшная стезя
Все забирала выше.
И с кручи вдруг открылся –
За осыпью камней –
Томивший нас в плену
Родимый дикий Тартар…
Последний меч – явился.
Пляши! Пиши! Развей!
Разбей! Круши стену
И прорывайся в завтра.
Фаэтон
Я льдинюсь к тебе спозаранку,
Стесняюсь солгать – и кашляю.
Дай мне протуберанку
Здоровости взаправдашней.
Ты будешь поить меня чаем,
Вышколено и чинно…
Спои меня терпким раем
Без привкуса крови винной!
Я льну к твоим страшным ладоням,
Пытаясь найти оправданье
Квадригой умученным коням
И всей твоей грубой державе,
Титан, Гелиос несравненный,
Чайная экономка…
Ты поднял меня над вселенной –
А лучше б оставил в обломках
Угнанной колесницы
С запахом молнии свежей.
Нимфу назначу истицей,
Чтоб отвечать без одежды,
Свидетельствовать без утайки,
Хоть бы и малоподвижным…
Не отнимай ты у чайки
Мясо мое – я обижусь.
Но вряд ли до ссоры унижусь –
Напомнит мне диск обгорелый,
Что если сильнее я снижусь,
Какой бы я ни был умелый,
Управить повозкой – не выйдет.
И я выпрямляюсь в гостиной,
И чай выбираю обычный –
Без привкуса крови невинной.