Австралия - Terra Incognita. Когда звери еще были людьми
Шрифт:
— Ну, не все же это я сам заработал, — оправдывается Ален. — Отец оставил… у него была неплохая ферма, на десять тысяч гектар… А потом, лет тридцать назад, он случайно открыл в этих местах самую богатую опаловую жилу… с того времени он и начал заниматься камнями… а потом и я увлекся…
Ален молчит, думая о чем-то.
— Опалы — это такая игра, — говорит он. — В один день можешь заработать миллионы, а на другой день потерять всё… Это жизнь, и к ней надо подходить философски… она дороже денег… Я, наверно, и люблю этот город потому, что здесь люди это понимают.
Музей хлама
Если бы за углом меня поджидал говорящий кенгуру,
— Это русский порт, — сказал кто-то позади меня. — Мы его взяли в 1855 году, разбив их флот…
— Мы — это кто? — спросил я, поворачиваясь.
— Англичане… — удивился мужик моему вопросу.
— А-а-а, — сказал я. — А я-то уж подумал, что австралийцы…
Незнакомец рассмеялся.
— Да нет, мы с русскими никогда не воевали…
И тут, видимо, что-то закралось в его сознание.
— А ты, случаем, не русский?… — спросил он.
— Русский… — признался я.
Мужик хлопнул меня по плечу:
— Тогда извини, приятель…
Кенни в своем подземелье
— Не за что, — сказал я, — какие могут быть обиды… это же двести лет назад…
— Верно, — согласился он. — Ты, я вижу, новенький…
— Неделю как прибыл…
— Тогда пошли, выпьем по стаканчику для знакомства, — предложил он, — я угощаю.
Так, случайно, я познакомился с Кенни — хозяином одного из самых необычных, я бы сказал, музеев мира, рекламу которого я только что прочитал. Нет смысла повторять, что он, как и все мужчины этого города, был в шортах и бронзовый от загара. Но в отличие от других — с кривым боксерским носом и лицом фермера.
Кенни предложил выпить у него в музее. Мы спускаемся по ступенькам в глубокое подземелье. У входа стоит старинное стоматологическое кресло, а над ним висят огромные рога быка с приклеенными по бокам ушами. Если сесть в кресло и вставить между ушами быка свою голову, становишься «рогоносцем». Рядом шуточная надпись «Ирландский слуховой аппарат!» и нарисована смеющаяся рожица.
Мы идем дальше. Как и в подземелье у Амиго, здесь тоже сотни метров штолен, штреков, коридоров, лабиринтов, залов, углублений, огромные подземные помещения… Но тут они выше и шире, для прохода в полный рост, с тысячами метров заполненных всяким хламом полок, стендов, стеллажей и причудливой вязью паутины, освещенной тусклым светом засиженных мухами электрических лампочек.
Старая полуистлевшая газета с фотографией только что родившейся королевы Англии на руках у родителей.
Аршинные заголовки газет: «Русские объявили войну Японии»…
Афиша кино с автографом Чарли Чаплина…
Чей-то заспиртованный в банке отрубленный указательный палец…
Стоящие на полках тысячи пустых пивных бутылок разных стран, размеров, цветов и конфигураций…
Кандалы, в которых приплыли первые белые австралийцы…
Застеленная грязным одеялом железная койка, на которой спал
Фото похорон Теодора Рузвельта, сделанное его женой…
Обгоревший бумеранг вождя племени Авабакала, которым он уложил первого белого колонизатора в 1788 году…
Пивная кружка Чарльза Дарвина…
Стены обклеены деньгами всех времен, стран и народов…
Челюсть Ромми Гарднера, сломанная ему в драке…
На стене большая выцветшая фотография веселого приплясывающего старика со сдвинутым на лоб кепи и с бутылкой виски в руке, а под ней надпись: «Продается полная Британская энциклопедия в хорошем состоянии… Продается за ненадобностью, так как моя еб… ная жена и так знает все на свете…»
— Кто это? — спрашиваю я у Кенни, указывая на пляшущего старичка.
— Это Ромми Гарднер, — смеется тот. — Если бы он перестал пить, то все пивные в округе разорились бы…
Мы сидим под землей, в кабинете у Кенни или в спальне — трудно понять, так как тут и рабочий стол, и кровать, и бутылки с выпивкой на полках, и развешенные по стенам веселые картинки, — и пьем домашнее вино.
— Мои предки приехали в Австралию из Германии в 1854 году, — рассказывает Кенни. — Но сам я о Германии знаю лишь — «фольксваген» и «мерседес-бенц»… Я родился здесь, в Австралии, шестьдесят лет назад, на заднем сиденье джипа… так что на родильной койке я никогда не лежал… Родители были фермерами, а потом начали варить немецкое пиво. А я любил приключения… Когда мне исполнилось тридцать, я сказал жене: «Давай поедем путешествовать по Австралии на пару лет, посмотрим ее, а по дороге будем зарабатывать на жизнь». Она согласилась. Мы купили джип с прицепом и поехали. Проехали всего пятьсот миль и попали в Лайтнинг-Ридж. Здесь нам понравилось, и мы решили сделать остановку. Вот она и продолжается уже тридцать лет…
— Остановились, чтобы копать опалы?
— Нет, просто понравился образ жизни этого городка. Сразу же перезнакомились со всеми… В те времена, когда кто-то устраивал вечеринку, весь городок приходил на нее… Ну и опалы, конечно, тоже начали копать, но особой удачи не было. Самые большие наши находки были на тридцать и на десять тысяч долларов. Для пятнадцати лет работы — не густо…
— А как у тебя родилась мысль создать этот музей?
— Не у меня. Его начал собирать еще Ромми Гарднер. Веселый был мужик, заводной… Жил он милях в пятидесяти отсюда. Я как-то проезжал там и услышал о его музее. Зашел посмотреть. Оказалось, что Ромми уже три года как умер. Все осталось его жене. А она женщина немолодая, ей не под силу, так что музей пропадал… Мне он так понравился, что возникла мысль: а не купить ли его? Сторговались за 1300 долларов. Я нанял двадцать семь грузовиков с прицепами и перевез весь музей сюда. Это был самый длинный автопоезд, который когда-либо приходил в Лайтнинг-Ридж, — смеется Кенни. — Весь город высыпал посмотреть. Так начинался этот музей. Тогда он был, конечно, поменьше. Это было пятнадцать лет назад. С того времени я многое докупил, многое люди подарили.
— Ты сразу решил поместить его под землю?
— Нет. Раньше он был наверху. Под землю ведь не опустишь огромные старинные паровики, грузовики, фермерские механизмы и даже первый в Австралии трамвай, привезенный из Лондона… Они и сейчас, как ты видел, наверху стоят. Под землей экспонаты поменьше. Здесь не жарко, да и экзотики под землей больше. Это была удачная мысль — опустить музей в шахту. Сегодня о нем знают во многих странах. Шесть месяцев назад государство предложило мне продать музей за 3,5 миллиона долларов, но я отказался…