Австралийские этюды Полет бумеранга
Шрифт:
Прах Наматжиры покоится под бетонной плитой с выбитым на ней крестом и несколькими букетами увядших цветов. Принесенные нами цветы немного освежили скромную могилу выдающегося художника-аборигена.
Наутро, планируя дальнейший маршрут, заходим в местный научный центр и беседуем с географом Биллом Лоу о возможности пересечения пустыни Симпсона. Билл разворачивает несколько листов карт, на которых изображена в крупном масштабе эта песчаная пустыня. Преодолеть ее на машине можно только с северо-запада на юго-восток — по ложбинам между высокими, почти непрерывными песчаными грядами.
— Примерно здесь.
Его коллега, принимающий участие в разговоре, берет у него из рук фломастер и проводит линию на пять километров восточнее:
— По-моему, скорее здесь.
— Но в общем, как попадете между грядами, поезжайте — все равно ни вправо, ни влево свернуть невозможно. Примерно через сто тридцать километров пески кончатся и начнется щебнистая пустыня. А дюны нанесены очень точно — по аэроснимкам. Правда… — Билл взглянул на легенду карты и усмехнулся, — аэросъемка проводилась в пятидесятом году, дюны могли с тех пор передвинуться.
После выхода на щебнистую пустыню на карте появляются пунктиры дорог. Ведя линию по ним, Билл комментирует:
— Эта дорога здесь обозначена, но ее не существует… Эту дорогу смыло два года назад… Эта дорога идет не прямо, а вокруг холма, совсем в другом месте… А насчет этой дороги я не знаю — ее могло смыть в последние дожди…
Меня такие объяснения приводят в восторг, а Василь, напротив, все более мрачнеет.
Я успокаиваю его:
— Не волнуйся, Василь, все равно впереди будет побережье океана — дальше не проедем.
Прощаемся с коллегами, пополняем запасы воды и топлива — и в путь. Впереди траверс пустыни Симпсона, впереди новые испытания и приключения!
С обеих сторон за окнами автомобиля высятся ярко-красные гряды барханных песков, лишенные растительности. А впереди до горизонта тянется широкая зеленая «дорога» — это поросшая травой межгрядовая ложбина. Такие ложбины пролегают с северо-запада на юго-восток и могут служить наземной трассой через пустыню Симпсона, или Арунта, как ее называют аборигены.
Рядом со мной сидит пропыленный и обросший черной щетиной Василь Морариу. На легких участках пути он учится водить машину. Но сейчас, когда дорогу заменяет заросшая кочками колючей триодии ложбина, я не решаюсь доверить ему управление тяжелым «лендровером».
Прошло уже почти три недели, как мы выехали из Канберры, и за это время нам удалось достичь самого сердца Австралийского континента. Мы проехали уже более двух тысяч километров, и из них более тысячи по пыльной грунтовой дороге — трансавстралийской магистрали, пересекающей материк от Аделаиды до Дарвина.
Теперь, запасшись крупномасштабными топографическими картами, мы совершаем траверс пустыни Симпсона, начав его из городка Алис-Спрингс и намереваясь выйти к одинокой ферме Андадо на другом краю безлюдного моря
Сейчас начало мая — глубокая осень. Температура днем не поднимается выше двадцати пяти градусов. Яркое солнце припекает в середине дня. На небе почти нет облаков. Дождей уже давно не было, но злаки в межгрядовых понижениях еще зеленеют, используя сохранившуюся в почве влагу.
Если через три дня мы не выедем к ферме Андадо, то сотрудники научного центра в Алис-Спрингсе свяжутся с фермером по радио и будут искать нас с помощью самолета. Но пока все идет благополучно.
Изредка попадаются небольшие рощицы или отдельно стоящие акации малга, изящные, прямоствольные, с прозрачной серовато-зеленой кроной. С одного такого дерева слетает небольшая стайка волнистых попугайчиков — тех самых, без которых не обходится ни один наш зоомагазин. На земле предков эти яркие длиннохвостые птички имеют лишь один вариант окраски: все они изумрудно-зеленого цвета. Это уже птицеводы в Европе развели синих, белых и желтых.
Два черных пустынных ворона медленно летят над ложбиной, обследуя местность в поисках случайной добычи. Из густых куртин триодии вспархивает стая розовых какаду, крупные хохлатые птицы делают круг и снова опускаются на землю. Быстро, легко и стремительно пролетают над самой землей две крошечные бриллиантовые горлицы.
На очередной остановке мы обследуем растительный покров пустыни. Приятно размяться после жесткой езды по бездорожью. Под ногами удивительный ярко-красный песок, сыпучий и мелкий. Такую своеобразную окраску придает ему пленка окислов железа, покрывающая каждую отдельную песчинку.
Зеленый покров в ложбине разрежен, им покрыто менее половины поверхности почвы. Основу составляет триодия Базедова, образующая мощные колючие куртины. Стоит положить ладонь на поверхность куртины — ощущаешь множество уколов. Да, вряд ли такой злак окажется съедобным для каких-нибудь домашних животных, кроме верблюдов. Между куртинами триодии видны и другие злаки, а также разнотравье. Ближе к подножию барханной гряды растительный покров становится все разреженнее, а на склоне ее видны лишь отдельные экземпляры зигохлоэ, птилотуса и кроталарий.
По крутому склону, увязая в красном песке, вскарабкиваемся на гребень восьмиметровой гряды. Сверху открывается великолепный вид на безлюдный и безбрежный ландшафт. Зеленые ложбины, рассеченные выпуклыми рыжими спинами барханных цепей, тянутся параллельно. Ширина каждой из них достигает двухсот — трехсот метров. Склоны покрыты затейливой ветровой рябью, нарушаемой кое-где следами крупных темно-серых жуков-чернотелок и розовато-серых ящериц-драконов.
У основания бархана под куртиной видна маленькая воронка, из которой то и дело выбегают суетливые черные муравьи. А вот и «чудо природы» — ящерица-молох, покрытая сверху и с боков острыми, но на ощупь довольно мягкими шипами. Молох охотится на муравьев и вначале не замечает нашего присутствия. Мы выдаем себя упавшей на него тенью, и тотчас молох растопыривает лапы, выгибает спину, упирается мордочкой в песок, выставив вперед рогатый затылок. Такой оборонительный прием, возможно, смутит недостаточно смелого хищника.