Австралийские рассказы

Маршалл Алан

— Дело плохо, — сказал он.

— Я полоскала кружки, — пробормотала она, — замечталась, и вдруг будто надо мной нависло какое-то чудовище.

— Да, вот уж действительно чудовище, и прожорливое до черта! На вид этот лес совсем зеленый, а вспыхнет — как спичка. Внизу, по-моему, все горит. Наверное, уже занялось на склонах.

Она стояла рядом с ним и смотрела, как во мраке, там, где деревья смыкались с небом, ширились багровые полосы.

— Что же нам делать?

— Не знаю. К ферме Куиннов уже не пробраться.

Неуверенность в его голосе подействовала на нее угнетающе. Она уже привыкла, что

он всегда знал, как поступить: на какую тропинку свернуть, где лучше устроить привал, как разжечь мокрые сучья. Горы Бо-Бо он знал как свои пять пальцев. Еще в детстве он исходил их вдоль и поперек, и теперь, вместо того чтобы валяться где-нибудь на пляже, ему захотелось провести свой последний отпуск в самом сердце этого гористого края.

— В ручье за большими камнями есть место поглубже, — сказала она. — Может быть, отсидимся там, пока не пройдет пожар?

— Нечего себя обманывать. Дот. Если пожар идет поверху, мы пропали.

Опять в голосе нерешительные нотки, в глазах испуг, воля и твердость куда-то исчезли. Но вдруг он весь подобрался, ожил и, неожиданно затянув какую-то песню, нашарил в кармане фонарик и принялся за сборы. У них было два рюкзака и почерневшие котелки, ослепительно сверкавшие еще три дня назад. Он поднял тот, что побольше, повертел, словно хотел швырнуть его ногой за дверь, потом со смехом положил обратно.

— Возьмем-ка его с собой. Может, пригодится, — будем в ручье поливать друг друга.

Девушка ощупью отыскала полотенца, развешанные на кустах лантаны, около двери.

Опять налетел вихрь, еще более яростный, чем первый; он сорвал железный лист с крыши и понес его вниз, с грохотом ударяя о стволы, наклонил могучие деревья, они затрещали, забушевали в высохшем русле — и его дикие завывания замерли вдали.

— Черт нас дернул остаться здесь на ночь! — сказал юноша. — Теперь мы были бы уже на ферме.

Она накинулась на него с возмущением:

— Что толку в сожалениях. Ты сам не хотел идти.

— Разве?

— Да, тебе захотелось еще раз окунуться.

— Может быть, и так. Вот дурная башка! Видишь, Дот, если мы испечемся — моя вина. Но кто знал, что так случится.

«Что правда, то правда, — подумала девушка, — никто не мог предугадать такое». Всю дорогу от Уолхаллы было прохладно и сыро; а когда они поднялись в горы, палящее знойное лето, раскаленный воздух, выжженная земля, увядшие сады отодвинулись куда-то далеко-далеко. Они вступили в мир исполинских деревьев, где журчали ручейки на склонах, поросших папоротником, перекликались птицы, а светлые ночи были пронизаны холодом. Ночью они проснулись, когда погас костер, заговорили сонным шепотом и удивились, что они вместе. В необъятном мире звезд, ночных шорохов, деревьев, громоздящихся в вышину, не существовало никого, кроме них двоих!

В ее памяти было еще свежо чудо этой первой ночи. На груди легкая, как листок, рука Лео, рядом его тело, в тихой тьме признания без слов. Это прекраснее, чем они мечтали… этого не забыть никогда. Трудно поверить, что там, внизу, в городе, за шестьдесят миль отсюда, стрекочут машины, как ошалевшие от жары цикады, с потолка фабрики низвергаются потоки света, а над станками склонились работницы ночной смены, уголком глаза следя за часовой стрелкой, ползущей к утру.

— Я еду в Лорн, — как можно более равнодушно сообщила

она матери. — Пробуду субботу и воскресенье у Милли. И, кажется, отхвачу лишних денька два. Еще хоть раз в такую жару поработать ночью — и можно совсем свалиться с ног. Так и скажи фабричному инспектору, если придет разнюхивать, в чем дело.

Какой смысл объяснять, что это последний отпуск Лео и единственная возможность побыть вместе, — кто знает, когда еще придется свидеться? Лео почему-то не нравился матери. Но ей можно было наговорить чего угодно, — она всему верит, особенно с тех пор, как с утра до ночи слушает по радио военные сводки.

Правда, Лилу провести труднее, она вечно впивается в тебя взглядом, выискивает во всем какой-то тайный смысл. (Это правда или вранье? Меня все равно не проведешь!)

По дороге вниз к ручью юноша, остановившись, осветил фонариком сухие листья около тропы.

— Господи, посмотри, что делается! Все ползут к ручью — гусеницы, муравьи, все!

Она испуганно положила руку ему на плечо.

— Откуда они знают?

— Что?

— Что должно что-то случиться?

— Наверное, инстинкт. Те, что ползают по земле, подхватили весть с воздуха. Жаль, что мы оказались глупее.

На его веснушчатом лице было встревоженное и озабоченное выражение. Он отодвинулся от нее и больше не замечал ее прикосновений. Она стала для него лишь человеком, за которого он несет ответственность; он думал только об опасности, притаившейся за молчаливой зеленой стеной. «Все зависит от меня, только от меня, — говорили его глаза, — если я потеряю голову, мы погибли».

Когда они спустились к ручью, Лео вошел в воду и свалил оба рюкзака на плоский камень, торчавший на один-два фута над поверхностью. Вода едва доходила ему до колен, но шириной впадина была футов двадцать, и по берегам не было кустов. Он разогнулся и посмотрел вниз, в сторону долины, где по небу растекалось кровавое зарево, окрашивавшее верхушки высоких деревьев зловещим багрянцем.

— Садись в воду и накинь на голову полотенце, — скомандовал он.

— Обойдусь, — сказала она.

— Не валяй дурака. Садись, и пока не пройдет жар, прикрывай нос и рот полотенцем. Нам остается только ждать. Сядь покрепче и постарайся выдержать.

Порывистый ветер становился все яростнее. Он с ревом налетал то с одной то с другой стороны, и было слышно, как с глухим треском валятся деревья. Казалось, даже воздух стал каким-то другим, и стало трудно дышать. Девушка почувствовала, что задыхается, будто долго бежала в гору.

Она сидела в воде по самый подбородок, глядя вниз на свои скрещенные голые ноги, казавшиеся зеленоватыми и распухшими. Страх все нарастал. Она чувствовала себя одинокой и всеми покинутой; какая-то непроницаемая стена встала между ней и Лео, который сидел напротив, нагнув голову и поливая шею из котелка. Кроме них двоих, в этом крае горных кряжей, заросших лесами, дорог, истоптанных скотом, тропинок и домиков для туристов, наверное, больше нет людей, говорила она себе. За все время, что они здесь бродили, они не встретили никого, кроме худощавого всадника, который гнал в Уолхаллу стадо барашков. На холме за ущельем пастух остановил лошадь, крикнул что-то, — они не разобрали слов, — поглядел им вслед и поехал дальше. Они были рады, что остались наедине с дружелюбным лесом.