Автобиография Иисуса Христа

Зоберн Олег Владимирович

Я увидел, что у ближайшего костра женщина ощипывала белого голубя, пойманного в силки, собираясь варить из него похлебку.

У самого берега группа людей ожидала очереди подойти к Иоанну, который стоял в реке, в неглубоком месте, по пояс в воде.

Он был космат и черен.

Когда человек приближался к Иоанну, он с головой окунал новообращенного в воду, смеялся и кричал непонятные слова.

Не обращая внимания на тех, кто ждал очереди совершить обряд (кто-то стал роптать и показывать на меня пальцем), я сбросил с себя одежду, оставшись в набедренной повязке, и вошел в реку. Иоанн как раз закончил очередной ритуал –

старая женщина, плача от счастья, выбиралась на берег, стыдливо прикрывая руками груди, выпирающие из-под мокрой одежды.

Иоанн, задрав голову к небу, крикнул что-то на языке, понятном, наверное, только ему, и заметил меня. Его глаза были похожи на глаза мясника, уставшего от работы. Он был страшен: черный от солнца, в полуистлевшей вонючей накидке из меха, косматый, как лев (но лев из колена Иудина – это все-таки я). И он совершенно не сомневался в истинности того, что делал. Да, он верил в то, что совершал, гораздо сильнее меня. Мне хотелось легкой и необычной жизни, любви, безграничной свободы, а он не думал об отдыхе, не заботился о своем теле, он был движим некоей неистовой силой – слепой жаждой неустанно сотрясать воздух воплями о целительной силе речной воды и необходимости всеобщего покаяния.

Как только мы с ним посмотрели друг на друга, как только это произошло – все было кончено. Нам не надо было ни о чем спорить и что-то доказывать друг другу. Он сразу понял, что должен мне покориться, хотя я пришел один, а на берегу была целая толпа, очарованная им.

Так бывает, когда встречаются дикие звери или гладиаторы. Недаром говорят, что можно проиграть бой еще до поединка.

Иоанн, этот сильный человек, будто действительно посланный свыше, поддержал огонь моей, моей игры! И это было закономерно – люди, которым я предлагал эту игру, либо начинали ненавидеть меня, либо сразу становились участниками этой мистерии. На счастье, Иоанн оказался в моей власти, иначе неизвестно, чем закончилась бы эта встреча. Последователи Иоанна запросто могли убить меня, защищая своего учителя. Они были готовы на все. Но Иоанн смирился. Иными словами, хищная буква проглотила другую, поменьше. Я победил.

– О нем, о нем говорили пророки! – хрипло крикнул Иоанн, указывая на меня.

И множество лиц на берегу повернулось к нам.

– Вот человек, который несоизмеримо выше меня, – продолжал Иоанн.

– Мое имя Йесус! – крикнул я людям. – Иоанн спасает вас водой, а я – духом! Незримым духом! Даже если вся вода мира будет отравлена безумием человеческим, дух останется неуязвимым!

– Да! Да! – послышались голоса с берега.

Я слышал их голоса, я видел их ликующие лица… Кто были эти люди? Такие же, как те, что окружали и меня, когда я ходил из города в город. Женщины с пустыми глазами, кроткие юноши, готовые на все, кроме работы, стареющие мужчины, в иных обстоятельствах готовые отдать за гетеру последние сестерции…

Я вернулся на берег, а Иоанн продолжил свою работу в воде. Но люди вокруг стали смотреть на меня иначе – с нескрываемым благоговением. Меня накормили и поднесли вина, я лег в тени кипариса на чьи-то заботливо подстеленные циновки. Какая-то женщина села рядом, глядя на меня с обожанием, и провела ладонью по моим волосам. Я подумал, что ее молодое тело вполне достойно меня, и велел ей навестить меня ночью…

Люди подходили и прикасались ко мне, повторяя слова, сказанные Иоанном: «О нем, о нем говорили пророки!»

Иоанн поступил правильно.

Он стал не просто очередным проповедником, которого я убрал со своего пути, а частью моего учения.

После встречи со мной Иоанн продолжил с помощью воды приобщать людей к вечной жизни – в Еноне, близ Салима. Не думаю, что он впрямь дарил людям вечность, которая и так дана каждому с рождения. Просто это нравилось и ему, и людям. Но теперь, во время каждого своего ритуала с водой, он говорил обо мне. Конечно, это делало меня известнее и сильнее.

Глава 3

Пустыня

Я был один в пустыне, и голова кружилась от голода. Я чувствовал легкость, хотя четвертые сутки почти не ел. Днем там страшная жара. Земля, покрытая желтым песком, известняком и галькой, пышет жаром, и я прятался в пещере рядом с ущельем, на дне которого был источник, а ночами спал под открытым небом на подстилке из верблюжьей шерсти. Незадолго до рассвета я вдруг проснулся. Далеко впереди виднелись темно-серые очертания гор, и созвездие Ас хищно выжидало чего-то, как и во времена праотца Иова.

«Я должен уединиться, чтобы ничего не мешало моей молитве», – сказал я своим людям, и они остались ждать меня там, в часе ходьбы на запад, у границы пустыни, в чьем-то фруктовом саду. Среди них были две мои новые жены. Одна собиралась скоро родить. Я не знал, сколько к тому времени у меня было детей. Женщины приходили к нам и уходили.

«Когда-нибудь вся эта каменистая земля станет ложем любви для народа Израиля, и мы обретем неугасимый огонь истины». Вроде бы это пустые пышные слова, думал я, глядя в ночное небо, но, если говорить людям такие вещи, подкрепляя их предначертаниями вдохновенных пророков, толпу можно повести за собой на что угодно, даже на очередное восстание против Рима, которое заведомо кончится провалом. Это занятно.

Как на моем цельнотканом хитоне не было швов, так и в том, что я говорил людям, не должно было быть слабых мест. Я наконец научился искусству оратора – главному ремеслу современного человека. Мир очень изменился за последние годы, народ жаждал чего-то нового, и я особенно это чувствовал, потому что не сидел на месте и знал, что говорят люди, тысячи людей по всей еврейской земле.

В пустыню я взял с собой несколько лепешек из инжира с изюмом – отщипывал понемногу и жевал, когда становилось совсем невмоготу. К тому времени я привык сытно есть и даже немного раздобрел. Я почти ни за что не платил, всё покупали (а иной раз и воровали) мои люди. Для этого всего лишь надо было поддерживать в них на должном уровне чувство вины и готовность к раскаянию. Но при этом я уже немного устал от постоянной свиты. К тому же репутацию учителя надо было подтверждать не только в словесных дуэлях с книжниками, но и на деле, например недолгим походом в пустыню, так делали многие великие учителя. Поэтому я и оказался в пустыне.

И все-таки очень хотелось есть…

Интересно, думал я, чем питался Давид, когда прятался в пустыне от царя Саула?

Я стал думать о еде. Не надо было этого делать, не надо было поддаваться искушению мечтать о вкусной пище. В конце концов, я ведь пришел в пустыню молиться. Но…

Нежная, шипящая на жаровне козлятина с шафраном, перцем и тертыми орехами…

«Господи, – подумал я, отгоняя от себя эту козлятину с шафраном, – обрати на меня взор!.. Чего ты прячешься от меня, чего ты выжидаешь?»