АВТОБИОГРАФИЯ ЙОГА
Шрифт:
– Прошлой ночью я видел йога, парящего в воздухе в нескольких футах над группой людей, – сделал впечатляющее сообщение мой друг Упендра Мохун Чоудхури.
Восторженно улыбнувшись, я сказал ему:
– Может быть, я угадаю его имя. Это был Бхадури Махасая с Верхней Окружной улицы. Упендра кивнул, слегка удрученный тем, что это сообщение не оказалось новостью. Моя любознательность относительно святых была хорошо известна друзьям. Им доставляло удовольствие наводить меня на свежий след.
– Этот йог живет близко от моего дома, и я часто у него бываю. – Эти слова вызвали живой интерес Упендры, и я сделал дальнейшее признание: –
– Я слышал, что святой никогда не выходит из дома. – В тоне Упендры было легкое недоверие.
– Это действительно так! Он не выходил из дома лет двадцать, но немного смягчает это правило, установленное им самим, во время святых празднеств, когда выходит на тротуар перед своей дверью. Туда приходит много нищих, так как святой Бхадури известен чутким сердцем.
– Как же он удерживается в воздухе, игнорируя закон гравитации?
– Тело йога утрачивает вес после применения некоторых пранаям. Тогда оно левитирует и прыгает с места на место, как лягушка. Известно, что даже те святые, которые не занимаются традиционной йогой, левитируют в состоянии глубокой преданности Богу.
– Мне хотелось бы побольше узнать об этом мудреце. Бываешь ли ты на его вечерних собраниях? – Глаза Упендры горели любопытством.
– Да, часто. Мне очень нравится его остроумие. Мой продолжительный смех иногда нарушает торжественную серьезность собраний. Святой не сердится, но его ученики поглядывают на меня осуждающе.
Днем, по пути из школы домой, я проходил мимо обители Бхадури Махасая и решился на визит. Йог был недосягаем для широкой публики. Одинокий ученик, занимающий нижний этаж, следил за покоем учителя. Ученик был в некотором роде педантом. Он осведомился, есть ли у меня «приглашение». Его гуру явился как раз вовремя, чтобы спасти меня от неминуемого изгнания.
– Пусть Мукунда зайдет, если хочет. – В глазах мудреца отразилась улыбка. – Моя уединенность существует не для собственного комфорта, но для удобства других. Мирские люди не любят прямоты, уничтожающей их иллюзии. Мало того, что святые встречаются редко, их еще и страшатся. Даже в Священных Писаниях говорится, что их смущаются!
Я последовал за Бхадури Махасая в его комнату на втором этаже, из которой он выходил редко. Некоторые учителя, пока полностью не утвердятся, удаляют из поля внимания панораму мирских сует. Современниками мудреца являются не только те, кто относится к сугубо настоящему времени.
– Махариши[ 5 ], вы первый йог из тех, кого я знал, всегда остающийся дома.
– Иногда Бог сажает Своих святых на необычную почву, дабы мы не считали, что можем его проигнорировать!
– Махариши, мне хотелось бы, чтобы вы для пользы мира написали книгу о йоге.
– Я воспитываю учеников. Они и их ученики будут живыми книгами, защищенными как от естественного разрушения, так и от своевольных толкований критиков.
Мудрец заключил вибрации жизни своего тела в позу лотоса. Ему было семьдесят лет, но, несмотря на это, в нем не обнаруживались никакие отрицательные признаки возраста или сидячего образа жизни. Крепкий и прямой, он был идеален во всех отношениях. Лицо его было ликом риши, описываемых в древних текстах. С величественной головой и пышной бородой, он всегда сидел совершенно прямо, остановив свой спокойный взор на Вездесущем.
Святой и я вошли в блаженное медитативное состояние. Через час мое внимание привлек его нежный голос:
– Ты часто входишь в молчание, но развил ли ты анубхаву?[ 6 ] – Он напомнил мне то, что Бога следует любить больше, чем медитацию: – Не следует принимать технику за цель.
Предложив несколько плодов манго, с добродушным остроумием, которое я находил восхитительным в его серьезной натуре, он заметил:
– Люди в общем больше предпочитают джала-йогу (единение с пищей), нежели дхьяна-йогу (единение с Богом).
Каламбур йога бурно подействовал на меня.
– Что у тебя за смех! – глаза его отразили нежность. Его же лицо было всегда серьезным, хоты в нем угадывалась улыбка экстаза. Божественная радость постоянно пряталась в больших лотосных глазах. Мудрец указал на несколько толстых конвертов на столе: – Вон те письма пришли из далекой Америки. Я переписываюсь с несколькими обществами, члены которых интересуются йогой. Они по-новому открывают Индию, с лучшим чувством направления, чем Колумб. Я рад им помочь. Знание йоги открыто, как дневной свет, для всех, кто хочет его получить.
То, что риши считают важным для спасения людей, не стоит выхолащивать для Запада. Ни Восток, ни Запад, схожие в душе, хотя внешний опыт у них и различен, не придут к расцвету, если не практиковать какую-либо форму дисциплинирующей йоги.
Святой задержал на мне спокойный взгляд. Я не понял, что его речь была завуалированным пророчеством. Только теперь, когда я пишу эти строки, пришло понимание полного смысла случайных намеков, которые он часто делал на то, что я когда-нибудь принесу в Америку учения Индии.
– Махариши, мне хотелось бы, чтобы вы для пользы мира написали книгу о йоге.
– Я воспитываю учеников. Они и их ученики будут живыми книгами, защищенными как от естественного разрушения, так и от своевольных толкований критиков.
Я оставался наедине с йогом, пока вечером не прибыли его ученики. Бхадури Махасая начал одну из неподражаемых бесед. Как чистый поток, смывал он умственную грязь со своих слушателей, неся их к Богу. Его замечательные притчи выражались на безупречном бенгали.