АВТОБИОГРАФИЯ ЙОГА

Йогананда Шри Парамаханса

Видно ли было по глазам, что я голоден, не знаю. Только хорошо знаю, что я действительно часто был голоден. Постоянным часом первого приема пищи в обители был полдень. А у себя дома я привык к обильному завтраку в девять часов утра.

Трехчасовой разрыв с каждым днем казался все больше. Далеко ушли те годы в Калькутте, когда можно было упрекнуть повара за десятиминутную задержку. Теперь я старался контролировать аппетит и однажды устроил суточный пост. С удвоенным интересом я ждал следующего полудня. –

Поезд Даянанды опаздывает; мы не сядем есть, пока он не приедет, – принес мне Джитендра эту сокрушающую новость. Для

радушного приема свами, отсутствующего две недели, было приготовлено много лакомств. Воздух наполнился аппетитными ароматами. Что мне оставалось проглотить, кроме гордости за вчерашнюю голодовку?

«О Господи, поторопи поезд!» Но мне казалось, что Небесный Провидец вряд ли вмешается в запрет, наложенный Даянандой. Божественное внимание было где-то в другом месте. Медленно текли часы. Когда вошел руководитель, уже спустились сумерки. Радость моего приветствия была неподдельна.

– Даянанда помоется и помедитирует перед едой, – вновь, как ворона, с дурным известием приблизился Джитендра.

Я был близок к обмороку. Молодой желудок, непривычный к лишениям, протестовал. Подобно призракам, картины жертв голода носились передо мной.

«Следующая смерть от голода в Бенаресе будет именно в этой обители», – подумал я. Надвигающаяся гибель была предотвращена в девять часов вечера приглашением к пище богов! Этот ужин живет в памяти как один из лучших часов жизни.

Хотя я был целиком поглощен едой, тем не менее заметил, что Даянанда ест как-то рассеянно, он явно не разделял моего глубокого наслаждения. 

– Вы не были голодны, свамиджи? – Наевшись, счастливый, я был наедине с ним в его рабочем кабинете.

– О, да! – сказал он, – последние четыре дня я ничего не ел и не пил, ибо никогда не ем в поездах, наполненных разнородными вибрациями мирских людей. Я строго соблюдаю предписания шастр[ 5 ] для монахов моего ордена. Некоторые проблемы организации работы в нашем обществе не выходят у меня из головы. Сегодня я пропустил обед, – к чему спешка? Завтра я уж обязательно хорошо поем, – он рассмеялся, вопрос этот, очевидно, не имел для него никакого значения.

Я задыхался от стыда. Но мучения прошедшего дня забыть было нелегко, и я рискнул заметить:

– Свамиджи, я в затруднении. Предположим, следуя вашим указаниям, я никогда не попрошу еды и никто мне ее не предложит. Я умру от голода.

– Тогда умри! – расколол воздух волнующий ответ. – Умри, если ты должен, Мукунда! Никогда не допускай мысли, что ты живешь благодаря пище, а не силе Бога! Тот, Кто сотворил всякую форму питания, Тот, Кто наделил аппетитом, безусловно обеспечит Своего приверженца всем необходимым. Не воображай, будто тебя хранит рис, будто тебя поддерживают деньги или люди. В состоянии ли они помочь, если Господь отберет дыхание твоей жизни? Они просто Его косвенные инструменты. Твоим ли умением переваривается пища в желудке? Воспользуйся мечом различения, Мукунда! Рассеки цепи внешних средств и постигни Единственную Причину!

Его резкие слова проникли в душу. Ушла давняя иллюзия, из-за которой телесные требования превозмогали душевные. Сразу же я ощутил всеизбыточность духа. Во скольких чужих городах в дальнейшей жизни, почти сплошь состоящей из переездов, я видел полезность этого урока, полученного в Бенаресской обители!

Единственным сокровищем, сопровождавшим

меня от Калькутты, был серебряный амулет садху, завещанный матерью. Я оберегал его несколько лет и теперь тщательно спрятал в своей комнате. Однажды утром я открыл ящик, чтобы вновь порадоваться свидетельству талисмана. Запертая крышка была нетронута, но... о чудо! – амулет исчез. Я со скорбью разорвал пакетик, чтобы окончательно в этом убедиться. Как и предсказывал садху, амулет растворился в эфире, из которого появился.

Отношение к последователям Даянанды становились все хуже и хуже. Домочадцев оттолкнула моя решительная отчужденность и строгая приверженность медитациям на том самом Идеале, ради Которого я покинул дом и мирские стремления, и вызывала мелочные упреки со всех сторон.

Раздираемый духовной мукой, однажды я вошел в мансарду с твердым решением молиться до тех пор, пока не удостоюсь ответа.

– Милостивая Мать Вселенной, научи меня Сама через видения или через гуру, ниспосланного Тобой!

Шли часы, но слезная мольба оставалась без ответа. Вдруг я ощутил себя как будто телесно вознесенным в беспредельные сферы.

– Твой учитель появится сегодня! – Божественный женский голос прозвучал одновременно отовсюду и ниоткуда.

Это высокое восприятие было прервано пронзительным криком одного из жильцов ашрама. Юный священнослужитель по прозвищу Хабу позвал меня из кухни на нижнем этаже.

– Мукунда, хватит медитировать! Для тебя есть поручение.

Будь это в другой день, я бы ответил резкостью; теперь же я вытер распухшее от слез лицо и кротко повиновался. Вместе с Хабу мы отправились на отдаленную базарную площадь в бенгальской части Бенареса. Немилосердное индийское солнце еще не достигло зенита, когда все покупки были сделаны. Мы протискивались через красочную толпу домохозяек, проводников, священников, просто одетых вдов, достойных брахманов и многочисленных священных коров. Проходя по одной неприметной улочке, я оглянулся, всматриваясь в узкое пространство.

Человек, похожий на Христа, в одеянии свами цвета охры неподвижно стоял в конце улочки. Мой жадный взгляд на мгновение остановился на нем, он сразу показался давным-давно знакомым. Потом мною овладело сомнение: «Ты путаешь этого странствующего монаха с каким-нибудь знакомым. Иди дальше, мечтатель».

Минут через десять я почувствовал в ногах тяжкое оцепенение, будто обратившись в камень, они отказались нести меня дальше. С трудом я повернулся назад – тяжесть в ногах исчезла. Повернулся в противоположном направлении – стальная тяжесть навалилась опять.

«Святой притягивает меня к себе, как магнит», – подумал я и взвалил свои свертки на руки Хабу. Он с изумлением наблюдал за беспорядочными движениями моих ног и теперь разразился хохотом.

– Что с тобой? Ты сошел с ума?

Мое возбуждение не давало возможности возразить. Я молча кинулся обратно, и в мгновение ока достиг той же самой узкой улочки, обнаружив спокойную фигуру, степенно смотрящую в мою сторону. Несколько быстрых шагов – и я у его стоп.

– Гурудев![ 6 ] – Этот божественный лик был именно тем, который я созерцал в тысячах видений. Эти безмятежные глаза, львиная голова с остроконечной бородкой и волнистыми волосами проглядывали сквозь тьму ночных мечтаний, неся не вполне понятное обещание.