АВТОБИОГРАФИЯ ЙОГА
Шрифт:
Пораженный странным оцепенением, я потерял всякое присутствие воли. Как Бог допустил такое обескураживающее событие? Романтические обстоятельства первого, тщательно подготовленного побега в Его поисках были безжалостно испорчены.
– Амар, нам следует вернуться домой, – я плакал, как дитя. – Вероломный побег Джатинды – дурной знак. Это путешествие обречено на неудачу.
– И это любовь к Господу? Ты не можешь выдержать маленького испытания – предательства друга?
От намека Амара на божественное испытание мое сердце успокоилось. Мы подкрепились знаменитыми бурдванскими засахаренными фруктами ситабхог («пища
– Амар, возможно, нас скоро будут расспрашивать служащие железной дороги. Я не могу недооценивать изобретательности брата! Что бы из этого ни получилось, я не могу говорить неправду!
– Все, о чем я прошу, Мукунда, так это сохранять спокойствие. Не смейся и не гримасничай, когда я буду говорить.
В этот момент к нам подошел начальник станции – европеец. Он размахивал телеграммой, смысл которой я сразу понял.
Обращаясь ко мне, он сказал:
– Ты, обиженный, убежал из дому?
– Нет! – Я был рад, что его подбор слов позволял дать уверенный ответ. Ибо я знал, что не обида, а тоска по божественному была виной моего необычного поведения.
Тогда начальник обратился к Амару. Последовавшая за этим дуэль остряков едва позволяла мне сохранять рекомендованную стоическую серьезность.
– Где третий мальчик? – он вложил в голос всю весомость своего авторитета. – Быстро говори мне всю правду!
– Сэр, я заметил, вы носите очки. Разве не видно, что нас только двое? – Амар ехидно улыбнулся. – Я не могу наколдовать третьего мальчика.
Чиновник, заметно смущенный этой дерзостью, нашел новое поле для атаки.
– Как твое имя? – Меня зовут Томас. Я – сын англичанки, а мой отец – индиец, исповедующий христианство.
– А как зовут твоего друга?
– Я его зову Томпсон.
Моя внутренняя веселость достигла в это время зенита, и я бесцеремонно направился к поезду, предупредившему свистком об отправлении. Чиновник, сопровождавший Амара, оказался столь доверчивым и услужливым, что поместил нас в европейском купе. Наверное, ему было горько думать, что два мальчика-полуангличанина путешествуют в купе для туземцев. После того как он вежливо удалился, я упал на сиденье и разразился смехом. Амар тоже был рад, что перехитрил опытного европейского чиновника.
На перроне мне удалось прочитать телеграмму. Отправленная Анантой, она гласила: «Три бенгальских мальчика в английской одежде бежали из дома в Хардвар через Могхул Сераи. Задержите их, пожалуйста, до моего прибытия. Достаточное вознаграждение за услуги».
– Амар, я тебе говорил: не оставляй дома расписания с пометками, – я укоризненно посмотрел на него. – Брат, должно быть, нашел его там.
Друг покорно принял этот упрек. Мы ненадолго остановились в Барейли, где Дварка Прасад[ 1 ] ждал нас с телеграммой от Ананты. Мой старый друг доблестно старался нас задержать, но я уверял, что наш побег не был необдуманным. Как и в предыдущем случае, Дварка отказался от моего приглашения отправиться в Гималаи.
Когда наш поезд той ночью стоял на станции, я почти спал,
Считая целесообразным как можно быстрее оставить Хардвар, мы купили билеты, чтобы не мешкая отправиться на север, в Ришикеш, – землю, давно освященную стопами моих учителей. Я уже сел в поезд, тогда как Амар медленно плелся по перрону. Оклик полицейского заставил его резко остановиться. Непрошеный страж отконвоировал нас в полицейский участок и наложил арест на все деньги. Он любезно объяснил, что его долг – задержать нас до прибытия Ананты.
Узнав, что целью беглецов были Гималаи, полицейский рассказал нам одну удивительную историю:
"Я вижу, вы сильно увлечены святыми! Вы никогда не встретите более замечательного божьего человека, чем тот, которого я видел вчера. Мой брат, тоже полицейский, и я впервые встретились с ним пять дней назад. Патрулируя город в районе Ганга, мы пытались выследить одного убийцу, которого приказано было схватить во что бы то ни стало живым или мертвым. Известно было, что для того, чтобы грабить паломников, он маскировался под садху. Невдалеке мы заметили человека, внешне походившего на описание преступника. Он проигнорировал команду остановиться, и мы бросились к нему, чтобы схватить силой. Подойдя сзади, я с большой силой ударил его палашем по руке. Правая рука была почти совсем отрублена. Не вскрикнув и даже не бросив взгляд на жуткую рану, незнакомец, к нашему изумлению, быстро шел вперед. Когда мы догнали его, зайдя спереди, он спокойно сказал:
– Я не убийца, которого вы ищете.
Я был потрясен тем, что ранил божьего человека. Упав к его стопам, я умолял о прощении и предлагал свой тюрбан, чтобы остановить бьющую фонтаном кровь. Святой, доброжелательно взглянув на меня, сказал:
– Дитя, твою ошибку можно понять, иди и не укоряй себя. Возлюбленная Мать позаботится обо мне.
Он приложил болтающуюся руку к отрубленному месту, и – о, чудо! – она необъяснимым образом прикрепилась, а кровь перестала хлестать.
– Приходи ко мне через три дня вон под то дерево и увидишь, что я буду полностью исцелен. Тогда ты не будешь мучиться угрызениями совести.
Вчера мы с братом, горя от нетерпения, отправились к означенному месту. Садху был там и позволил осмотреть руку. На ней не было ни шрама, ни другого следа от раны! Он сказал:
– Я отправляюсь через Ришикеш в уединенные места в Гималаях.
Затем он, благословив нас, удалился. Я чувствовал, что моя жизнь возвысилась его святостью".
Свой рассказ полицейский закончил благочестивым возгласом. Этот случай явно подвигнул его далеко за пределы обычных для него глубин. Выразительным жестом он протянул вырезку из газеты, в которой, по обыкновению прессы, в искаженном, сенсационном виде, увы, не обошедшем стороной даже Индию, говорилось о чуде. Версия репортера была явно преувеличена, он говорил, что садху был почти обезглавлен!