Автобиография
Шрифт:
сять частей, из другого — две, или три, или одну часть, и приготовлял прекрасные составы, редкие. Все это я записывал в тетрадь, как уже говорил, но ее у меня украли. Я знаю, кто украл, но не хочу говорить, не нужно…
Поистине, я был простецом…
Я не знал ни мира, ни того, как нужно себя вести в обществе, был простым, О манерах общения я не имел никакого представления, потому что вырос в горах. Я пожил немного у своего крестного в Пирее, но и там сам себя обслуживал.
Я не знал, как за столом держать вилку, ложку. Послушайте, я вам кое–что расскажу.
Куда меня ни приглашали, я никуда не ходил. Но однажды меня пригласили послужить молебен у одной больной женщины, которая работала напротив поликлиники, недалеко от муниципалитета. Очень хорошая женщина, благочестивейшая. Но пока мы шли до ее дома, пока молились, прошло около часа, и мне настойчиво стали предлагать:
— Садитесь за стол.
— Нет, — отвечаю, — я не могу. Мне нужно идти. Ее муж говорит:
— Мы понимаем это как знак пренебрежения к нам, потому что ты голоден. Батюшка, мы обидимся. Уважь нас. Вот и наша дочурка просит.
У них была дочь. Они недавно поженились. Очень хорошая девочка.
Тогда я принял предложение. Я прочитал молитву благословил стол, и мы сели есть. Маленькая дочурка увидела, как я ем, и говорит родителям:
— Мам, он неправильно держит ложку. А они:
— Молчи, молчи!
Через несколько минут опять:
— Он неправильно держит ложку.
Ну что ты скажешь, что я, несчастный, испытал! Я посмотрел на них, как держат они, и исправился. Потом, не знаю, что мне положили, я стал есть вилкой.
Малышка аж подскочила:
— Он неправильно держит вилку.
О, что я вынес! Я хочу вам просто привести пример, насколько я был тогда прост…
Трость преподобного Герасима
В районе Турковунья, где мы жили, местность изобиловала крутыми подьъемами, — вспоминал старец Порфирий. — Я вставал очень рано, уходил в церковь Святого Герасима, а возвращался вечером. Дорога около нашего дома была очень трудной, очень обрывистой. Как–то утром я упал и сломал ногу. Было воскресное утро. Еще толком не рассвело, и вокруг стояла тишина.
Мое оханье услышали какие–то люди, пошли и тотчас позвонили в «Скорую помощь». Приехала «Скорая помощь» и отвезла меня в больницу. Я сломал голень левой ноги. Все кости раскрошились. Боль была несносной. Когда мы приехали в поликлинику, меня из машины перенесли на кровать. Врачи решили наложить мне на ногу гипс. А народ ждал, когда я начну литургию. Им пришлось разойтись.
Через пятнадцать дней, которые я провел в кровати, во время молитвы мой взгляд случайно упал на ногу. По благодати Божией вижу, что гипс был наложен криво. Тогда я стал просить врачей снять гипс Но профессор, узнав об этом, сказал в шутку:
— Батюшка вместо того, чтобы смотреть за своим храмом,
нас. Хотя мы хорошо сделали свою работу и посмотрели ногу на рентгене. Что он, хочет помучить нас?
Никто не предал этому значения. Я настаивал на том, чтобы они посмотрели мою ногу. Они не отзывались. Когда мне принесли обед, я не стал есть, сказав, что прошу отвезти меня на рентген. Я настаивал на этом потому, что если нога срастется неправильно, то останется такой навсегда. Профессор прислал мне ответ:
— Пусть следит за своими священническими обязанностями! Его нога в порядке.
Наступил вечер. Мне принесли ужин. Я снова не стал есть, настаивая на том, чтобы осмотрели мою ногу. На следующий день пришел профессор и стал говорить в сердцах:
— Что это все значит, Геронда? Что это все значит, ты решил нас помучить?
После долгих пререканий меня отвезли на рентген. Смотрят, действительно, гипс на ногу наложили криво, а нога к тому же уже срослась. Профессор стал смеяться.
— Слышь, Геронда, — говорит, — ты слишком грешный. Теперь и я это понял. Сейчас увидишь, что тебе придется пережить! Мы должны сломать твою ногу и наложить гипс заново.
И начали сильно бить по гипсу, чтобы он сломался. Я ничего не говорил, а только творил свою смиренную молитву.
— А, так ты еще и замолчал? — говорит он мне. — Сейчас я отпущу тебе твои грехи.
Наконец, они потянули и сняли гипс. Боль была страшная. Два врача держали мне ногу, а профессор кулаком стал сильно бить по голени, чтобы она сломалась.
— Ну, батя, я отпущу тебе все твои грехи, а за это простятся грехи и мне.
Они ломали мне кость. Она срослась не до конца. Боль была несносная. Я стиснул зубы. Наконец, они сломали. Положили меня снова под рентген, вытянули ногу и поставили все прямо. Потом снова осторожно наложили гипс и отправили на свою кровать.
Два–три месяца, не помню точно, я лежал ничком. Потом меня подняли и дали мне два костыля для ходьбы. А я не хотел их. Профессор говорит мне:
— Возьми их, чтобы встать. Сколько можно в кровати валяться?
Он не стал сильно настаивать на костылях, потому что я стал сам держать равновесие. Я боялся, что привыкну к костылям и потом не смогу без них ходить.
Тогда профессор говорит мне:
— Позаботься о том, чтобы купить себе трость.
— Нет, — отвечаю, — она мне не нужна.
— Ты — священник и не слушаешься? Послушайся, потому что иначе упадешь и поломаешь все свои кости.
Тогда мне пришлось попросить свою сестру:
— Купи мне трость. Мы — бедные, но мне нужно купить трость. Костыли я хочу бросить, они мне не нравятся.
Было одиннадцать часов утра. Я при помощи костылей спустился в больничную церковь.
Сестра моя собралась идти на улицу Эола покупать трость. Только она стала выходить, тут на тебе: одна женщина заходит в церковь, держа в руке трость.