Автобиография

Гийон Жанна

В Гекс с целью уединения он прибыл позже. Когда я рассказала ему о событиях, происшедших некоторое время тому назад, он вспомнил, что это было время сверхъестественного прикосновения Господня, и что тогда он был преисполнен раскаяния. Это принесло ему такое внутреннее обновление, что, удалившись помолиться и пребывая в возбуждении разума, он был исполнен радости и охвачен сильнейшим чувством, которое позволило ему встать на тот путь веры, о котором я говорила. Я сообщаю эти факты по мере того, как они приходят мне на память, не заботясь о порядке, в котором они следовали.

После Пасхи, в 1682 году, Епископ приехал в Тонон. У меня была возможность побеседовать с ним. Господь дал мне такие слова, что епископ казался абсолютно убежденным в моей правоте. Но люди, которые ранее оказывали на него влияние, вернулись. Тогда он сильно убеждал меня возвратиться в Гекс и занять пост Настоятельницы. Я привела ему доводы против этого. Также я обратилась к нему как к епископу, прося его во всех наставлениях взирать лишь на Божью волю. В этот раз он ощутил некое замешательство и затем сказал мне: «Поскольку вы говорите со мной, таким образом, я не могу вам давать советы. Не ради себя я прошу вас поступить вопреки вашему призванию, но я умоляю вас сделать это ради блага этой общины». Я пообещала ему сделать это. Получив свою пенсию, я отослала им сотню пистолей с намерением поступать так все время, пока буду находиться в епархии. Епископ сказал мне: «Я люблю Отца ля Комба. Он истинный слуга Божий и он сказал мне многие вещи, с которыми я вынужден был согласиться, ибо я чувствовал их в своем сердце. Но, — добавил он, — когда я рассуждаю так, то мне говорят, что я ошибаюсь, и что не пройдет

и шести месяцев, как Отец ля Комб сойдет с ума». Епископ сказал мне, что одобрил духовный уровень монашек, которые получали наставления от Отца ля Комба, увидев, что они действительно отвечают тем характеристикам, которые он о них слышал. Поэтому я воспользовалась случаем, чтобы сказать ему, что он во всем должен советоваться со своей собственной душой, или с повелениями, получаемыми ею, а не с другими людьми. Он согласился с тем, что я сказала, признав мои суждения верными, но стоило ему возвратиться к себе, как он ощутил сильное недомогание и вернулся к своим прежним взглядам. Он направил того же самого священника убеждать меня остаться в Гексе, ибо он считал это верным решением. Я ответила, что решила последовать его совету, когда он говорил со мной от имени Бога, но теперь его вновь вынуждают говорить, исходя из его человеческих убеждений.

Глава 8

ОЯ ДУША пребывала в состоянии абсолютной покорности и великого удовлетворения посреди такой жестокой бури. Священник и его единомышленники рассказывали мне сотни невероятных историй, пытаясь настроить меня против Отца ля Комба. Но чем более они чернили его, тем большее уважение я испытывала к этому человеку. Я отвечала им: «Возможно, я больше никогда его не увижу, но я всегда буду счастлива поступать справедливо по отношению к нему. Не он является тем, кто удерживает меня оттого, чтобы обосноваться в Гексе. Меня удерживает знание о том, что это совершенно не соответствует моему призванию лучше чем епископ?» Далее они говорили мне: «Вы обмануты, и ваше состояние никуда не годится». Но такие слова не причиняли мне беспокойства, ибо я отдала Богу заботу о том, что от меня требовалось, об уточнении деталей и способе исполнения Его требований. В таком состоянии душа не ищет чего–либо для самой себя, но лишь того, что угодно Богу. Некоторые могут сказать: «Что же тогда остается делать душе?» Она предает себя водительству Божьего провидения и Божьих творений. Внешне ее жизнь выглядит обычной, но внутри она полностью покорена божественной воле. Чем более враждебным и даже отчаянным кажется положение, тем в большем покое она пребывает, несмотря на неприятности и страдания исходящие от чувств и человеческих творений, которые некоторое время вначале новой жизни, привносят в нее некую облачность и определенные помехи. Но когда душа полностью перешла в свой Первоисточник, все эти явления уже не вызывают ее разделения с Богом. Ее уже больше не оскверняет все то, что исходит от искания своего блага, от человеческой манеры поведения, от небрежности в словах, от всякого живого чувства или стремления. Ибо именно все это вызывало тот туман, который невозможно было ни предотвратить, ни удалить. Душа убедилась, что собственные усилия бесполезны и даже приносят вред, ибо они не производят ничего кроме дальнейшего осквернения. В таком случае нет иного средства или способа, кроме как ожидать, чтобы Солнце Правды рассеяло эту мглу. Весь труд очищения исходит только от Бога. Впоследствии такое поведение становится естественным, и тогда душа может сказать вместе с царственным пророком: «Если ополчится против меня полк, не убоится сердце мое; если восстанет на меня война, и тогда буду надеяться». Ибо тогда, даже осаждаемая со всех сторон, она продолжает быть непоколебимой как скала. Имея лишь волю для исполнения Божьих повелений, какими бы они ни были, высшими или низшими, великими или маленькими, сладкими или горькими, требующими отдать почет, богатство, жизнь, или что–либо иное, что может поколебать ее мир? Это правда, что наша плоть столь хитра, что находит себе лазейки везде.

Эгоистичное отношение похоже на василиска, и эгоистичный взгляд разрушает как василиск. Испытания всегда подстроены под состояние души, производятся ли они с помощью озарения, даров, экстаза, или же посредством полного уничтожения своего «я» путем следования за простой верой. Оба эти состояния мы видим в жизни апостола Павла. Он говорит нам: «И чтобы я не превозносился чрезвычайностью откровений, дано мне жало в плоть, ангел сатаны, удручать меня, чтоб я не превозносился». Он трижды молился, и ему было сказано: «Довольно для тебя благодати Моей, ибо сила Моя совершается в немощи». Но он также свидетельствовал и о другом состоянии, когда он говорил: «Бедный я человек! кто избавит меня от сего тела смерти?» На что он сам же и отвечает: «Благодарю Бога (моего) Иисусом Христом, Господом нашим». Именно Он, Иисус, побеждает в нас смерть посредством Своей собственной жизни. Тогда уже больше нет жала смерти, или колючих игл во плоти, способных причинять боль и страдания. Действительно, в самом начале и еще какое–то время, душа видит, как во время испытаний стремится проявить себя плоть. Именно тогда верность души проявляется в ее удержании, чтобы, не давая ей ни малейшей поблажки, предать, наконец, весь ход жизни Богу и жить в исходящей от Него чистоте. Пока душа пребывает в этом состоянии, она всегда загрязняет действия Бога собственной сущностью, подобно тем речушкам, которые набираются грязи в тех местах, через которые протекают. Но, протекая в чистом месте, они пребывают в чистоте своего источника. Если Бог не научит душу Своему водительству посредством переживаемого ею опыта, то она сама никогда не будет в состоянии его понять. О, если бы души имели достаточно мужества предать себя труду очищения, не проявляя к себе слабой и глупой жалости, какой превосходный, быстрый и счастливый прогресс они бы совершили! Но немногие решаются расстаться с благами земли. Стоит им сделать всего несколько шагов, как море возмущается, и они бросают якорь, чувствуя себя подавленными. В результате они часто отказываются от совершения плавания. Такому беспорядочному поведению мы обязаны эгоистичным интересам и проявлению самолюбия. Посему очень важно не слишком углубляться в собственное состояние, не терять мужества, не давать пищи своему самолюбию, которое коренится слишком глубоко, чтобы его владычество можно было легко уничтожить. Часто ложное представление человека о величии его следования путем божественного опыта вызывает у него желание быть известным и искать в других то же самое совершенствование. Он слишком низкого мнения о других и слишком высокого о самом себе. Затем ему становится даже мучительно общаться с людьми, в которых так много человеческого, в то время как душа, истинно умершая и смиренная, желает скорее общаться с людьми худшего порядка, подчиняясь повелению Провидения, нежели с людьми лучшего порядка, следуя своему собственному выбору. Она желает видеться и говорить лишь с теми, к которым Провидение ее направляет, хорошо понимая, что всем остальным помочь невозможно. Им можно лишь навредить, так как их обращение может оказаться неэффективным. Что же составляет абсолютное удовлетворение такой души? Она не стремится узнать и не знает ничего, кроме того, к чему Бог ее призывает. Таким образом, она наслаждается Божьим покоем, наблюдая внешние события во всей их обширности, громадности и независимости. Она более удовлетворена, когда все творения уничижают и противостоят ей, действуя по повелению Провидения, нежели когда пребывает на троне собственного выбора. Именно так начинается жизнь апостола. Но все ли достигают подобного состояния? Очень немногие, насколько я понимаю. Есть путь озарения, даров и благодати, жизнь в святости, в которой творение выглядит восхитительным. Поскольку такая жизнь видна окружающим, то она и вызывает больше уважения у тех, кто не имеет такого чистого света. А души, идущие по другому пути, часто малоизвестны, ибо так же было долгое время с Иисусом Христом, вплоть до последних лет Его жизни. О, если бы я могла сказать то, что думаю об этот состоянии! Но мне под силу говорить о нем лишь с помощью бессвязных слов.

Глава 9

АХОДЯСЬ

с Урсулинками в Тононе после разговора с Епископом Женевы, и увидев изменения, вызванное воздействием на него других людей, я написала ему и Отцу де ля Моту. Но все мои усилия казались тщетными. Чем больше я пыталась улучшить сложившееся положение дел, тем больше священник стремился расстроить его, поэтому вскоре я перестала вмешиваться. Однажды я узнала, что священник одержал победу над той хорошей девушкой, которую я так нежно любила. Мне слишком дорого обошлось мое сильное желание способствовать ее совершенствованию. Смерть своего собственного ребенка я бы не переживала так остро, как ее потерю. В то же самое время мне сказали, каким образом можно было бы помешать злому умыслу, но этот человеческий способ действия был неприемлем для моего внутреннего человека. Тогда в моем сердце всплыли слова: «Если Господь не созиждет храма, напрасно трудятся строящие его». И действительно, Он Сам совершенно удивительным образом позаботился об этой ситуации, удержав девушку от подчинения этому лживому человеку и совершенно расстроив как его планы, так и планы его сообщников.

Пока я была рядом, девушка все еще казалась колеблющейся и испуганной. Но как велика бесконечная благость Божья, способная уберечь и без нашей помощи то, что без Его помощи мы бы неизбежно потеряли! Как только я рассталась с ней, ее дух стал непоколебим. Что касается меня, то не проходило и дня, чтобы мне не наносились все новые оскорбления, ибо их атаки обрушивались на меня совершенно неожиданно. Новые Католики, по наущению Епископа Женевы, священник и сестры в Гексе настраивали против меня всех набожных людей. Но моя собственная участь беспокоила меня очень мало. Если я и могла иметь некоторые переживания, то они касались лишь Отца ля Комба, которого, несмотря на его отсутствие, так низко оклеветали. Они даже пользовались его отсутствием, чтобы извратить все благо, принесенное им стране посредством многих миссий и благочестивых трудов, значение которых было непостижимо огромным. Поначалу у меня возникало желание его защищать, ибо я считала это вполне справедливым. Я делала это вовсе не для себя, но наш Господь показал мне, что я должна прекратить это делать даже для Отца ля Комба, для того чтобы способствовать его абсолютному уничижению. Ибо именно из поражения он сможет извлечь большую славу, нежели ту, которую он извлекал из своей хорошей репутации. Каждый день они изобретали какую–нибудь новую хитрость. Они не упускали ни единой уловки, ни одного злобного приема, осуществить которые было в их власти. Они даже стали улавливать меня в моих собственных словах. Но Бог столь зорко меня хранил, что и в этом они обнаружили лишь свое собственное злорадство.

Я не видела утешения ни в ком из творений. Женщина, на попечении у которой была моя дочь, поступала со мной грубо. Таковы люди, которые в своей жизни полагаются лишь на собственные способности и чувства. Они не видят удачи в делах, оценивая их лишь по степени успешности. Когда совершают ошибки, то, не желая допустить оскорбления своих притязаний, они начинают искать поддержку извне.

Что до меня, то я ни на что не претендовала, и для меня все было успешным, тем более, что все происходящее способствовало моему уничижению. С другой стороны, служанка, которую я привезла с собой, и которая оставалась со мной все это время, окончательно измучилась. Желая вернуться назад, она донимала меня своими жалобами, расстраивая и попрекая меня с утра до ночи, браня меня за то, что я все оставила, а теперь ни на что не гожусь. Я была вынуждена сносить ее дурное настроение и болтовню. Мой брат, Отец ля Мот, писал мне, что я восстаю против воли Епископа, и причиняю ему боль, даже просто оставаясь в его епархии. Я понимала, что мне действительно нечего здесь делать, тем более, что Епископ настроен против меня. Я делала все, что было в моих силах, чтобы завоевать его расположение, но это было невозможно ни при каком другом условии кроме требуемого им пострига и исполнения обязанностей, которые не были для меня предназначены. Все это вместе с плохим воспитанием моей дочери, тревожило мое сердце. Когда появлялся мерцающий луч надежды, он вскоре исчезал, и я набиралась силы из своего же отчаяния.

В течение этого времени Отец ля Комб находился в Риме, где его приняли с такими почестями, а его учение было оценено так высоко, что Священная Конгрегация охотно приняла его рекомендации по некоторым доктринальным вопросам. Посчитав их весьма ясными и справедливыми, они даже последовали им. В то же время вышеупомянутая сестра и вовсе перестала заботиться о моей дочери. Но стоило мне самой заняться ею, как она выказывала свое недовольство. Я никоим образом не могла ее заставить дать мне обещание в том, что она будет стараться предотвращать развитие плохих привычек у моей дочери. Однако я надеялась, что Отец ля Комб, по своем возвращении, все поставит на свои места и снова принесет мне утешение. Я все предала Богу.

Примерно в июле 1682 года, моя сестра, которая была Урсулинкой, получила разрешение приехать. Она привезла с собой служанку, что было как нельзя кстати. Теперь моя сестра помогала мне в воспитании дочери, но у нее случались частые ссоры с ее преподавательницей, и я напрасно пыталась их помирить. На примере некоторых случаев, с которыми я здесь сталкивалась, я ясно видела, что великие дарования не освящают, если только они не сопровождаются глубоким смирением. Я также поняла, что умереть для всего намного более благотворно. Здесь была одна особа, которая считала себя достигшей вершины совершенства, но когда на нее стали обрушиваться испытания, она обнаружила, что еще слишком далека от него. О мой Бог, как истинно то, что, обладая Твоими дарованиями, мы можем быть так несовершенны и исполнены своего я! И сколь узки врата, ведущие к жизни в Боге! Насколько человеку нужно быть умаленным, чтобы пройти через них, ибо это есть ни что иное, как смерть для самого себя! Но когда мы прошли через них, какая обширная картина раскрывается перед нашим взором! Давид сказал: «Он вывел меня на пространное место» (Псалом 17:20). Именно посредством уничижения и смирения он был приведен туда.

По своем прибытии Отец ля Комб пришел повидать меня. Первое, что он сказал мне, касалось его собственной слабости. Также он говорил мне о необходимости вернуться. Он добавил: «Все выглядит слишком мрачно, и не похоже, чтобы Бог желал употребить меня в этой стране». Епископ Женевы написал Отцу ля Моту о том, чтобы он уговорил меня вернуться, и тот в свою очередь говорил то же самое. Во время первого Великого Поста, который я провела с Урсулинками, я страдала от сильной боли в глазах. Тот самый нарыв, который был у меня раньше между глазом и носом, воспалялся три раза. Затхлость и шумная комната, в которой я жила, также этому способствовали. Мое лицо ужасно распухла, но внутренняя радость была велика. Так удивительно было видеть много добрых творений, которые, не будучи осведомленными, любили и жалели меня, в то время как остальные были исполнены против меня ярости. Большая часть этой ненависти основывалась на абсолютно ложных слухах, ибо они не знали меня и не понимали причины своей ненависти ко мне. Вдобавок ко всем моим скорбям, моя дочь заболела и уже была близка к смерти. Когда ее воспитательница также слегла, то оставалось слишком мало надежды на выздоровление. Но моя душа, предоставив все Богу, продолжала пребывать в состоянии мира и покоя. О главный и единственный предмет моей любви! Не будь в этом мире никакого другого воздаяния за те небольшие поступки, которые мы совершаем или за те знаки поклонения, которые мы Тебе оказываем, разве не достаточно для нас этого прочного умиротворения перед лицом превратностей жизни? Чувства действительно иногда желают отойти в сторону или удалиться в своей праздности, но перед душой, полностью подчиненной Богу, неизменно идет страдание. Говоря о прочном умиротворении, я не имею ввиду человека, который неспособен уклониться в сторону или упасть, ибо совершенное умиротворение возможно только на Небесах. Я называю его прочным и постоянным в сравнении с теми состояниями, которые ему предшествовали, исполненные превратностей и изменчивости. Я не исключаю того, что чувства могут подвергаться страданиям, не исключаю также пробуждения поверхностной неправедности, ибо ее еще необходимо победить. Это может быть сравнимо с очищенным, но тусклым золотом. Оно уже не нуждается в очищении огнем, пройдя через эту операцию, но нуждается только в дополнительной полировке. Как раз это со мной тогда и происходило.