Автобиография
Шрифт:
Машина съехала в глубокую канаву на обочине дороги. Все инструменты вывалились наружу и раскатились вокруг, но, слава богу, никто не пострадал. Мы вытолкнули грузовик из канавы, а потом мне и Вэлли пришлось собирать разбросанные в кювете и на обочине инструменты и грузить их обратно, пока капитан Бро-утон сидел и наблюдал. В конце концов мы приехали в Токумваль.
Капитан Броутон устроил нас на новом месте, в уютном лагере, расположенном неподалеку от реки. Это было действительно прекрасное место, расположенное в живописной австралийской глубинке, с большими эвкалиптами, которые местные жители называют «смоляными деревьями». Сам Токумваль был крошечным городком с одной главной улицей, великим множеством церквей и еще большим количеством пабов. Нас прикомандировали к другой роте. Новый командир
Помню, как капитан Броутон произносил речь перед взводом незадолго до нашего отъезда из Кемп-Пелл. «Что бы вы ни делали, парни, не забывайте, кто вы такие, — сказал он. — Помните, что вы из Восьмого корпуса, и гордитесь этим».
И вот мы попали к офицеру, командовавшему подразделением из пятисот греков — неотесанных и довольно агрессивных парней, которые совсем не ладили с нами. Этот офицер, мягко говоря, без энтузиазма отнесся к нашему прибытию и предпочел бы, чтобы мы провалились сквозь землю. Но капитан Броутон сделал напоследок еще одно доброе дело. Он назначил некоего лейтенанта Томаса на непыльную работенку: присматривать за еврейскими интеллектуалами после битв в пустыне вместе с австралийской армией.
«Кудрявый Томас» — так его называли с истинно австралийским юмором, поскольку он был лысым, как яйцо, — оказался славным добродушным человеком, большим любителем выпивки и женщин. Меньше всего он интересовался повседневной работой и управлением нашего взвода.
Я в качестве военного водителя, 1943 г.
Как и в любом армейском лагере, у нас был плац для маршировки, а также для утренней и вечерней переклички. Перекличку всегда проводил лейтенант; капитан выходил на плац в последнюю минуту, салютовал и уходил обратно. Поскольку я служил водителем в нашей роте, на меня была возложена особая обязанность — разыскивать «Кудрявого Томаса» (который обычно пил в городе) и привозить его к вечерней перекличке. У меня уходило около часа на посещение всех восьми или десяти пабов, после чего я находил мертвецки пьяного лейтенанта и увозил его. Я передавал его с рук на руки старшему сержанту, который следил за тем, чтобы он вовремя оказался на плацу и отдавал честь командиру роты, когда тот выходил на перекличку. Это была одна из самых важных моих обязанностей.
Австралийская армия производила на меня потрясающее впечатление своей неформальностью и полным невмешательством начальства в дела подчиненных. Между «Кудрявым Томасом» и его храбрыми солдатами установились замечательные отношения. Как я уже говорил, он был большим бабником и по вечерам часто обращался ко мне: «Давай, Хельмут, подъезжай к задней двери войсковой лавки и погрузи три одеяла и ящик пива». Потом мы отправлялись на танцы в соседний городок под названием Кобрэм. Там находился большой госпиталь ВВС, где работало множество медсестер, а по вечерам устраивали танцы в зале местного механического института.
Кобрэм был славным маленьким городком с ровными рядами деревьев вдоль улиц, напоминавшим уголок Дикого Запада. Лейтенант выбирал себе медсестру и советовал мне сделать то же самое. Он был не из тех, кто сам развлекается, а подчиненный ждет в кабине грузовика; ему было приятно, если я тоже получал удовольствие в компании вместе с ним. Поэтому я тоже постарался познакомиться с привлекательной девушкой, а потом мы вчетвером выезжали на берег реки Мюррей или в другое укромное место, где расстилали одеяла и приносили пиво. «Кудрявый Томас» располагался в десяти-пятнадцати метрах от меня, пока трахался со своей медсестрой, а когда все заканчивалось, мы отвозили девушек обратно в госпиталь ВВС.
Работа грузчиком на железнодорожной станции в Токумвале, 1943 г.
По пути к военному лагерю лейтенант заботливо спрашивал: «Как
Причина нашего расположения в Токумвале заключалась в том, что на границе штатов Виктория и Новый Южный Уэльс существовал так называемый «разрыв в ширине колеи». В те дни (1943 — 1944) в каждом штате Австралийского содружества имелись железные дороги с разной шириной колеи. Это означало, что поезд из Мельбурна прибывал на границу штата Виктория неподалеку от Олбери, после чего все его содержимое — пассажиры, груз и так далее — перемещалось на поезд из Нового Южного Уэльса, так как поезда одного штата не могли ездить по рельсам другого штата. Наша роль заключалась в перетаскивании грузов с одного поезда на другой.
Вся работа происходила вручную при отсутствии подъемных кранов и очень плохой организации. Мы работали на жаре целые дни напролет. Будучи хитроумными евреями, мы посовещались и предложили офицерам значительно повысить производительность труда в обмен на сокращение рабочего дня.
Двери товарных вагонов с обеих сторон раскрывались, а затем между ними клали две или три длинные доски, наподобие мостика, и грузы переправляли прямо из одного вагона в другой. Работу выполняли группами по пять человек. Двое клали груз на спину третьему, который переходил по деревянным мосткам и отдавал груз четвертому, а тот относил его пятому для окончательного складирования в глубине вагона. Многие грузы были скоропортящимися, такими, как лук и помидоры. Вес мешков составлял от двадцати до сорока килограммов. Их нужно было укладывать определенным образом, по шесть в ряд вертикально и горизонтально, чтобы они не падали и оставались на месте при движении поезда.
Это было немалое искусство, но мы овладели им в совершенстве. Наше предложение к офицерам заключалось в следующем: норма для команды из пяти человек составляла пятьдесят тонн в день, и мы обязывались выполнить ее в любое время и в любом порядке, в каком пожелаем. Пятьдесят тонн — довольно большой груз, но при наряде на целый день все зависело от нашего мастерства грузчиков и носильщиков. Мы выполняли свою норму примерно за три часа и освобождались до конца дня.
Стояла прекрасная погода. Можно было валяться на солнце, отправиться в город, напиться и так далее. Мы, возмужав, ощущали себя настоящими мастерами своего дела. На соседних вагонах работали гражданские из местных жителей. Помню двух братьев, одному из которых было примерно семьдесят лет, а другому шестьдесят восемь; старший обращался к младшему «мой маленький братишка».
Городок Токумваль стал для нас чем-то вроде родного дома. Мы хорошо поладили с его обитателями и даже крепко подружились с некоторыми из них. Тот факт, что мы носили форму австралийской армии, менял все. Нас принимали с радушием, приглашали домой, а после войны трое или четверо ребят из моей роты женились на дочерях состоятельных горожан.
В Олбери, где нас расквартировали на время, мы занимались такой же работой. По одну сторону от станции Олбери находился грузовой перрон, а по другую — перрон для пассажирских поездов. В те дни между Мельбурном и Олбери курсировал поезд, который мы в шутку называли «отборным составом». Это был пассажирский поезд под названием «Дух прогресса», весьма роскошный и скоростной для того времени.
Когда мы работали ночью, что случалось довольно часто, то поджидали очередного прибытия «Духа прогресса». У нас была взаимовыгодная договоренность с работниками поезда. Мы ждали у того места, где останавливался вагон-ресторан и где у открытой двери стояли официанты с коричневыми бумажными пакетами, полными объедков от вечерней трапезы богатых пассажиров. Они продавали эти объедки по бросовой цене, но для нас куриные ножки и прочие деликатесы были королевским кушаньем. Мы брали пакеты в лагерь и устраивали праздничные ужины, запивая вкусную еду огромным количеством пива. Кулинария «Духа прогресса» по три-четыре шиллинга за бумажный пакет была большим подспорьем для нас. Ясно помню, словно это было вчера, как я стою на станции с двумя-тремя друзьями, жду поезда и точно знаю, где остановится вагон-ресторан.