Автопортрет: Роман моей жизни
Шрифт:
Он – типичный для Америки потомственный хлебороб. Его род корнями уходил в Англию, но уже 200 лет как обосновался в Америке. И все 200 лет все предки были фермерами. Дэвид ведет хозяйственную книгу, куда записывает все свои доходы и расходы: продал зерно, купил трактор, новые ботинки, коробку спичек – все доходы и расходы, крупные и мелкие. Так записывал еще его прадед, потом дед и отец. Я увидел потомственного крестьянина, который гордится своим крестьянством и тем, что достойно продолжает дело своих предков.
В семье Орра традиция – имя каждого должно быть пятибуквенным и начинаться
Дэвид работал много и эффективно. Выращивал сою и кукурузу в среднем по сто центнеров кукурузы с гектара. У него 600 акров, то есть 300 гектаров земли – участок, достаточный для среднего колхоза. Но работал он один. Донна служила бухгалтером на большом элеваторе. У Дэвида было тоже два элеватора, но маленьких, в которых он хранил зерно, а потом передавал на большой элеватор.
Орры не держали никаких животных – ни коров, ни свиней, ни собак, ни кошек. Их дом стоял посреди поля, и рядом с ним – мобил-хаус – автомобильный прицеп для гостей: 3-комнатная квартира на колесах со всеми удобствами. Ни тот, ни другой дом никогда не запирались, даже когда хозяева уезжали в отпуск.
Когда я гостил у Дэвида, у него было два комбайна, два трактора, три машины – один грузовик побольше, другой поменьше и легковая. Он все время пересаживался из одной машины в другую, работая с утра до вечера. Вся его техника комфортабельная. В поле он слушал радио и в то время мечтал о радиотелефоне, который тогда был ему почему-то недоступен.
– Зачем тебе радиотелефон? – спрашивал я.
– Я хочу во время работы разговаривать с женой.
Спиртного он не употреблял вообще никогда. Утром съедал кукурузную или овсяную кашу или же хлопья с молоком и пил воду со льдом. Вода со льдом на столе всегда – и утром, и вечером.
Дневной и ночной полеты
Люди, слушавшие в восьмидесятых годах «Голос Америки», должны помнить имя Морис Фридберг. Профессор Морис Фридберг часто выступал по радио с рассказами о новинках американской и русской литературы, которую он преподавал в университете штата Иллинойс. Я с Морисом дружил и, оказавшись в соседнем штате, подумал, не навестить ли его. Как-то утром я развернул на столе карту. Дэвид поинтересовался:
– Что ты смотришь?
– Сколько отсюда ехать на машине до города Урбана? – спросил я, намереваясь взять напрокат машину и посетить приятеля.
– Часа четыре, а что?
– Думал, может, съездить, но раз так далеко, не поеду.
Дэвид ничего не сказал, но в воскресенье за завтраком предложил:
– А ты позвони этому своему приятелю и спроси, какой аэропорт к нему ближе всего.
Я уже догадался, о чем речь. Позвонил Морису, разбудил его, не поняв, что там на час меньше, и спросил:
– Какой у тебя аэропорт поблизости?
Морис спросонья не сразу понял вопрос,
– Тогда скажи ему, пусть в 2 часа приезжает в Шампейн, – велел мне Дэвид.
После этого мы поехали в церковь, в которой была очень смешная служба (я описал ее в «Чонкине III»). Потом пошли обедать в местный ресторан, а после обеда поехали куда-то в поле, где стояли металлические гаражи. Из одного из них Дэвид выкатил самолет «Сесна». Мы сели – он за штурвал, Донна рядом, я сзади, – взлетели и взяли курс на Шампейн.
В аэропорту нас встретил Морис, я ему подарил книжку «Москва 2042» с надписью: «Морису Фридбергу от автора, свалившегося с неба».
Мы провели целый день в городе, осмотрели университет. Тогда там уже все было компьютеризовано. Фридберг утверждал, что в их университете самая большая в мире русская библиотека – после библиотеки Конгресса и Ленинской. И действительно, библиотека оказалась огромной.
– А хочешь получить всю свою библиографию? – спросил меня Морис.
– Хочу, – сказал я.
Он попросил какую-то девушку, та набрала чего-то на компьютере, нажала кнопку. Из ленточного принтера (тогда других еще не было) вышла лента метра на четыре – моя библиография. Тогда это показалось мне чудом.
Мы с Дэвидом пробыли в Урбане весь день. Ужинали вечером, вылетели обратно в полной темноте. Я помнил, как военных летчиков долго обучали ночным полетам, и был приятно удивлен, что Дэвид всему этому обучен. Поглядывая время от времени вниз, я пытался как-то сориентироваться, но безуспешно. Зато по времени понял, что скоро садиться. Спросил Дэвида: а где же аэродром?
– А вот он, – сказал Дэвид и нажал кнопку дистанционного управления. Маленький аэродром внизу ярко осветился, и фонари горели до тех пор, пока мы не приземлились.
Смешнее Джонни Карсона
За время эмиграции мне приходилось выступать много в разных залах, когда лучше, когда хуже, но по мере накопления опыта так или иначе публике скучать я особенно не давал. Но одно мое выступление оказалось особенным. Это было в университете штата Мичиган, город Лансинг.
Теплым майским днем я ехал туда на машине из Вашингтона. Погода была хорошая, дорога свободная, я не опаздывал и не спешил. Такое путешествие обычно не доставляет мне ничего, кроме удовольствия, сейчас же оно было омрачено беспокойством по поводу предстоящего выступления. Казалось бы, о чем волноваться? Столько раз выступал в больших и малых аудиториях и весьма в этом деле поднаторел, но данный случай отличался от предыдущих тем, что впервые я решил употребить в дело свое знание английского языка. Прожив какое-то время в Америке, я уже довольно сносно изъяснялся по-английски в магазинах, на улице и в гостях, но выступать перед студентами и профессорами я до сих пор не решался. Вернее, решился один раз еще в Принстоне. Но тогда мой язык был совсем никудышный, и кроме того, я читал приготовленный текст по бумажке, путаясь в ударениях и произнесении отдельных слов. Словом, одобрительные отзывы я услышал, но понял, что это просто проявление американской специфической вежливости. Теперь я знал язык получше и подготовился капитальней.