Автопортрет: Роман моей жизни

Войнович Владимир Николаевич

Я вести конспект ленился, получал постоянно тройки, и Ярцев указывал на меня как на самого отстающего и бездарного ученика. Но через несколько месяцев у нас был проверочный экзамен по политподготовке, который принимал начальник политотдела армии, полковник. Я отвечал на какие-то его вопросы, он почему-то стал спрашивать меня что-то по истории ВКП(б). Память у меня такая, что всякий мусор в ней всегда застревал, особенно цифры и даты. Я помнил хорошо, когда был какой съезд партии. На одном вопросе сбился, но тут же сам и поправился. «Кто генеральный секретарь коммунистической партии Америки?» – спросил меня полковник. Я сказал: «Джон Фостер Даллес». Полковник не успел удивленно поднять брови, как я спохватился: Джон Фостер Даллес,

будущий госсекретарь США, судя по советским газетам, был ужасным реакционером, идеологом «холодной войны». «Уильям Фостер», – поправился я, после чего полковник не только поставил мне пятерку, но и объявил благодарность.

На следующем занятии старший лейтенант Ярцев был очень ко мне благосклонен.

– Сегодня, товарищи, – сказал Ярцев, – хочу особо отметить заметный успех курсанта Войновича. На его примере видно, что если человек работает, старается, то, независимо даже от его способностей, он может добиться прогресса в своем развитии. Мне это особенно приятно вам сообщить, потому что в успехе Войновича я вижу плоды и своих трудов.

Войнович не еврей

Газеты мы все мало читали и за политическими новостями не очень следили, но в 1952 году новости о коварных космополитах, то есть евреях, уж больно лезли в глаза. Безродные космополиты разоблачались везде. То космополитами оказывались литературоведы, то музыканты, то еще кто. О них писались фельетоны, стихи и пьесы. Поэт Сергей Васильев написал поэму «Кому на Руси жить хорошо». Оказалось, космополитам с еврейскими фамилиями. Михалков сочинил басню, в которой те же евреи делают что-то плохое, «а сало русское едят». Василий Ардаматский опубликовал фельетон «Пиня из Жмеринки», за что сам удостоился прозвища Пиня.

Чемпион мира по штанге Григорий Новак набил кому-то морду. Из фельетона «Чемпион во хмелю» ясно было, что чемпион ведет себя так, потому что еврей. Но вот пик кампании – дело врачей. Кремлевские врачи-евреи хотели отравить Сталина и других членов Политбюро. Врачи поменьше травили людей в местных больницах и поликлиниках, ставили ложные диагнозы, выписывали не те лекарства. Все эти сведения доходят до нас в ослабленном виде, но в достаточно зловещей форме. Доведенный до отчаяния кознями евреев, на уроке по политической подготовке встает наш правдолюбец курсант Васильев и, покраснев от напряжения, от сознания того, что хватит молчать, спрашивает:

– Товарищ старший лейтенант, а почему у нас, в Советском Союзе, евреев не расстреливают?

Спрашивает тоном, в котором нет сомнения, что везде евреев расстреливают и только у нас при избытке ненужного гуманизма им позволяют безнаказанно плести свои интриги и открыто вредить вскормившему их народу.

Произошло некоторое замешательство. Класс затаил дыхание. Старший лейтенант помолчал, подумал, потом улыбнулся Васильеву:

– Я понимаю, чем вызвано ваше беспокойство, но вы вопрос ставите не совсем правильно. Конечно, преступления некоторых людей еврейской национальности вызывают наше законное возмущение, наш справедливый гнев, но все-таки мы должны помнить, что мы гуманисты, интернационалисты и знаем, что евреи бывают всякие. Бывают плохие евреи, а бывают хорошие, трудящиеся евреи.

– Вот как, например, Войнович, – радостно подсказал Казимир Ермоленко.

– Вот как, например, Войнович, – охотно поддержал старший лейтенант и церемонно поклонился мне.

Васильев покраснел еще больше, сжал кулаки и сказал решительно:

– Войнович не еврей.

Хотя у него не было никаких причин сомневаться в происхождении одной из моих половин, он знал, что я, при всех моих недостатках, в общем-то, свой парень. И Васильев готов был расстрелять всех евреев, кроме меня.

Краткая карьера майора Базанова

Наши преподаватели были почти все капитаны и почти все алкоголики –

думаю, что от безысходности. Образованные и часто очень способные люди, прозябали… хочется сказать, в «глуши», но военные городки, вроде Шпротавы, были глуше всякой глуши – чем-то вроде лагерных зон. Мы, солдаты, пребывали в полном бесправье. Наш срок, четыре года, пусть немалый, но все же с видимым концом. У офицеров права были пошире наших, но тоже мизерные (жили они все на казарменном положении, без семей), а срок службы равен, как после отмены смертной казни, максимальному лагерному – 25 лет. Вот они и спивались, вот и застревали в своих капитанских званиях. Следующие чины – майор, подполковник, полковник – уже старшие офицеры. Чтобы одолеть первую ступень на этом отрезке карьеры, надо иметь подходящие анкетные данные и характеристики. А как пьющему получить хорошую характеристику?

Законченным пьяницей не был, кажется, один преподаватель топографии капитан Рогожин, которого спасали от алкоголизма больные почки. Но и он почему-то все время торчал в капитанах, об остальных и говорить нечего.

Только за время моей учебы в школе (чуть больше года) два капитана не стали майорами по одной и той же причине.

Друг капитана Рогожина Базанов одолел заветный барьер и сменил четыре маленькие звездочки на погонах с одним просветом на одну побольше с двумя просветами. Естественно, долгожданное событие достойно отметил. Что было дальше, рассказал нам на другое утро капитан Рогожин, который сам не был примером, достойным подражания.

Он входил в класс, как всегда, в мятом форменном пиджаке со съехавшим набок ремнем, в фуражке, засаленной и надвинутой на уши. Взмахом руки останавливал ефрейтора Сосика, вскакивавшего с рапортом, и говорил, заметно гундося:

– Здравствуйте. Начинаем урок топографии. Сейчас я вас буду по одному вызывать к доске, и порядок будет такой. Я вызываю вас по фамилии, вы выходите к доске, докладываете: «Товарищ капитан, курсант такой-то к ответу готов». Я спрашиваю, вы отвечаете, я вам ставлю «два» или «пять», и вы садитесь. Знаете, что случилось вчера с моим другом майором Базановым? Не знаете. Майор Базанов отмечал вчера присвоение ему майорского звания. Сначала в кругу друзей, где я тоже присутствовал, потом продолжил отмечать в одиночку, потом решил отметить с официантками из офицерской столовой. Он с бутылкой водки пошел к ним в общежитие, они его не пускали, а он буянил. Они вызвали командира батальона подполковника Ковалева. Подполковник Ковалев прибыл на место происшествия и застал майора Базанова стоящим на лестнице, ведущей на второй этаж к девушкам. Подполковник Ковалев попросил майора Базанова не нарушать порядок. Майор Базанов, стоя на лестнице, послал подполковника Ковалева по матушке. Подполковник Ковалев обиделся и сказал: «Майор Базанов, я вам приказываю немедленно спуститься». Тогда майор Базанов сказал: «А я на твой приказ положил…», и сказал, что именно положил. Подполковник Ковалев сказал: «Майор Базанов, объявляю вам пять суток ареста». Майор Базанов сказал: «А пошел ты на…» – и назвал ему известный адрес. «Майор Базанов, десять суток ареста!» Майор Базанов назвал второй адрес. «Майор Базанов, двадцать суток ареста!» Майор Базанов посылал подполковника Ковалева все дальше и дальше, а тот продолжал прибавлять количество суток, и когда прибыл вызванный караул, официантки насчитали двести двадцать пять суток…

Двести двадцать пять суток майор Базанов, конечно, не сидел, отсидел не больше пяти, но с гауптвахты вышел опять капитаном.

Другой капитан, Волков, был только представлен к очередному званию, но не получил его. Потому что, будучи дежурным по части, напился, ушел к себе в общежитие, где, вообразив, что он собака, сам себя привязал к кровати. На каждого, кто к нему приближался, он угрожающе рычал, а тому же подполковнику Ковалеву вцепился в сапог зубами. После чего, так и не став майором, был отправлен в Советский Союз.