Автопортрет
Шрифт:
Однажды три душманские банды встретили его колонну на горной дороге и подорвали головную машину из гранатомета. Душманы были на конях, но с современным оружием - станковые пулеметы, гранатометы, даже минометы, подвязанные к лошадям в специальных чехлах. "Витязь-01" дал команду замыкающим машинам окружить басмачей, зайти им с тылу, и когда те доложили, что встали за рощицей в засаде, колонна открыла огонь из крупнокалиберных пулеметов. Душманы побежали - их встретили огнем наши БТР. Из 800 человек убили около 200. М. говорил, что ходил потом среди обезображенных, оскаленных трупов и
Температура в тени + 57, в БТР - 87. Открывать люки нельзя - могут послать пацанов забросить в люк гранату. У "Витязя-01" была охрана 6 человек, которую он набрал из тех, кто постоянно попадал на гауптвахту и пил. Охрана полагалась ему по должности. Комсомольцев-активистов, рекомендованных замполитом, он отверг. Один парень заслонил М. от пулеметной очереди. М. представил его к ордену "Красной звезды". Парень отрицал, что сунулся под пули, чтобы спасти командира. Ему пробило легкие и печень.
Когда хотелось свежего мяса, ставили мины в местах, где пасется скот. Предупредительные таблички были чистой формальностью: ни афганцы, ни бараны читать не умели.
Я спросил, почему он разнес мечеть.
– Друга моего закадычного в том ауле положили. Уши отрезали, глаза выкололи... Кишки вывернули... И на дорогу швырнули рядом с мечетью. У него три дочки: Лизка, Светка, Настька...
Когда его привезли, я стакан спирту выпил, помянул... "Ничего, говорю, - Серега, я за тебя отомщу". Сел в БТР, взял две ракетные установки, вышел на позицию. Видите, говорю, мечеть? Давайте по ней залпом! Капитан ракетчиков головой мотает: не положено, подполковник. Все понимаю, но не положено. Не видно противника. Тогда я в БТР вернулся и по рации ему приказываю: "С территории мечети и из минаретов ведется прицельный артиллерийский огонь по нашей колонне. Подавить огневые точки противника!" Вот это, говорит, другое дело. Есть, подавить огневые точки противника. Ну и дали! Только пыль поднялась к небу!
Вернулся и всю ночь пил...
Достал письмо.
– Вот что ребята пишут... "Помяни Леху Гриднева - пал хорошо, легко. Помяни Славу Капустина - 20 августа его призвали, мучался парень, отошел в госпитале. Игорьку нашему не позавидуешь - подорвался на мине, ампутировали левую ногу, вытек глаз, отправили в Союз... Думаем, он тебе напишет".
Приехала последняя машина, и я попросил водителя привезти водки. Тот скривился - поздно, где сейчас найдешь, хотел футбол по телевизору посмотреть... Но к воротам подошел М.
– Приказы начальства не обсуждаются, а выполняются! Одна нога здесь, другая там. Быстро! И "Беломор" купи!
Саша позвонил жене, сказал, что задержится. Мы сидели до часу ночи.
Муторно было на душе. Иногда хотелось дать ему в морду. Иногда я сочувствовал ему и его парням. Сложные чувства вызывали его рассказы. Неужели все это так, как он рассказывает? В наших газетах - тишь да гладь. "Ограниченный контингент советских войск оказывает братскую помощь афганскому народу..." Но давно поговаривают, что привозят солдат в цинковых гробах, тихо хоронят, проводят с родственниками беседы, просят не распространяться...
И долго не мог заснуть - собаки лаяли, я вставал, бродил по гаражу,
1 октября 1984г.
С утра писал рассказ, потом пообедал, прилег и задремал. Мне снилось, что я умею летать. Дело происходило в Зеленогорске. Я зашел к сторожу дяде Васе, в трехэтажный дом напротив вокзала. У дяди Васи куражилась пьяная компания, которую пыталась разогнать его жена, некоторые спали в одежде на диванах. Была молодая женщина, у которой дядя Вася целовал руки.
Дядя Вася дал мне котелок манной каши, и я вышел в сломанную дверь. Я шел по дорожке вдоль шоссе. Светило солнце, голубело небо, две женщины катили детские коляски.
И вдруг я разбежался и полетел. Я круто взмыл вверх и понял, что могу лететь, куда захочу. Я спустился пониже и пролетел над женщинами, над кустами, над ручьем, я мог замедлять полет, взмывать ввысь, спускаться ниже. Изумительное ощущение! С земли на меня показывали руками. Я спустился на тропинку, по которой шел мальчик. Я взял его за руку - он был похож на Максимку, мы пошли куда-то, и я говорил, что сейчас покормлю его. Я попробовал кашу, она оказалась совершенно не сладкая и пересоленная.
Тут я проснулся.
Да! Чуть не забыл! Перед полетом я бежал и напевал мелодии импровизировал. Музыка сочинялась удивительно интересная.
Прекрасный сон. Прекрасные ощущения.
Вспоминаю, как нечто подобное я ощутил наяву за несколько часов до рождения Максима. Мы с Ольгой гуляли по заливу и вышли на старый финский мол около дома отдыха "Восток-6".
Солнце, ветерок, белые облачка на небе. Мы ступили на мол, сделали несколько шагов, взявшись за руки, и вдруг я почувствовал или мне показалось, или увидел внутренним зрением, что бетонная поверхность мола проносится подо мною, как взлетная полоса аэродрома, и я, расправив руки крыльями, отрываюсь от нее и в бреющем полете кругом проношусь над водой. У меня из горла хлынул восторженный выдох.
Я рассказал Ольге об этом минут через двадцать.
А когда мы вернулись на дачу, и она наклонилась, чтобы погладить выбежавшего к нам Степку, у нее началось... Я бегал на вокзал за такси, Феликс невозмутимо курил и улыбался - "Ничего, ничего, родит твоя баба, никуда не денется. Парень будет, по всему видно. На обратном пути бери бутылку, а то мы с Саней давно не выпивали". И Молодцов стоял рядом, дружелюбно улыбаясь и готовый помочь, случись нужда.
6 октября 1984г. Дежурю в ОТХ. Суббота.
Гуси пролетели стаей. Почему-то летели на Север. Какие-нибудь северные гуси? Или так им и положено? Не знаю.
Спросил Максимку, кем он хочет стать, когда вырастет, и он ответил: "Папой". Мне было приятно.
– Что же ты будешь делать?
– Курить. Печатать на машинке, писать. Разные другие дела делать.
Затем выяснилось, что у него тоже будут свои детки, 8 человек. Мальчики будут летчиками и моряками, а девочки - учителями.
– А где же ты их возьмешь?
– спросили мы с Ольгой.
– Ведь ты говоришь, что жены у тебя не будет.