Автопортрет
Шрифт:
Сторож Герасим Михайлович, освобождавший венгерский город Печ, в котором живет мой венгерский друг Имре Шалаи и в котором я работал со стройотрядом в 1973 году на пивном заводе, так вот - Герасим Михайлович рассказал историю, приключившуюся с ним пару лет назад. Вот она, эта история, записанная с его слов.
Г.М. смотрел дома телевизор, когда пришел взволнованный участковый врач и приказал ему быстро собираться в больницу.
– Зачем? Почему?
– Быстро, быстро, но только осторожно. Не делайте резких движений - вы в любую минуту можете умереть, а я за вас отвечать
– Какой инфаркт?
– испугался Г.М. Он полчаса назад выпил маленькую водки по случаю пенсии.
– Кардиограмма показала. Ложитесь.
Гер. Мих. сразу отяжелел, добрел до кровати и лег, мысленно прощаясь с жизнью.
Пришла машина. Его погрузили на носилки, вынесли (вперед ногами, черти! чтобы кровь к голове не приливала), отвезли в Сестрорецкую больницу и перегрузили на койку. Лежи, дед!
Вечером прибежала жена, заплакала украдкой. Пришел сын с суровым лицом: "Держись, батя!"
Гер. Мих. неделю лежал "умирал". Его слушали, измеряли давление, приходили родственники.
Перед Новым годом пришел зав. отделением, осмотрел, попросил сесть. Гер. Мих. сел, закружилась голова от долгого лежания. Врач похмыкал, спросил о самочувствии. Гер.Мих. сказал, что плохо. Врач извинился, сказал, что инфаркта нет, вышла ошибка - перепутали кардиограммы. Гер. Мих. оделся и в тапочках рванул домой. Сразу почувствовал себя хорошо... Но зато появился седой волос.
31 января 1986г. Зеленогорск, гараж.
Вчера прилетел из Москвы - ездил в командировку от "Авроры", чтобы завизировать у космонавта Гречко интервью.
Гречко домой не пригласил (и хорошо - я был с похмелья: всю ночь выпивали в поезде с двумя офицерами) и попросил бросить интервью в почтовый ящик - он потом перешлет. Что я и сделал. Живет космонавт в Безбожном переулке. Кинув письмо под бдительным взором вахтера, я пошел искать пивную. И нашел в районе Белорусского вокзала огромный зал, покрытый шатром, где наливали пиво в банки и прямоугольные молочные пакеты. Попил пива с креветками, ожил.
Заехал к Вит. Бабенко - старосте Всесоюзного семинара фантастов, с которым подружился в Дубултах. Отдал ему рассказ для "Дубултянского" сборника. Говорили, пили чай.
Разбился американский "Челенджер", упал в океан. Семь человек погибло, из них - две женщины: учительница и космонавт.
"Челенджер" стоил 1,5 млрд долларов.
Водитель, слышавший сообщение по радио, говорит про учительницу:
– Не хрен было летать. Сидела бы на земле да детей учила. Если ты учителка, так учи! А то ей полетать захотелось, чтоб потом завучем или директором школы стать!
Сторож Володька (горестно и без тени иронии): "Да, вот что творится там, где властвует капитал..."
К 13 февраля надо сдать заказчику первый сценарий: "Покупателю - нужную книгу".
"Здесь плохо с куревом, писал тебе не раз.
Высылай посылку, старый лоботряс!"
Сторож Володька Осипов - маленький, суетливый, болезненный мужичок лет шестидесяти, уверяет, что это строки из письма Есенина к деду. Сегодня он дежурит в мою смену.
Володька дремлет в полупьяном
Я пишу сценарий.
Днем Володя бегает по гаражу, со всеми здоровается, вскидывая руку, впотычку бросается звать водителей к телефону, суетится, если ему что-то поручают, пропадает надолго и появляется к вечеру пьяный.
Он 1926 года рождения, и сегодня он уверял меня и кочегара Мишу, что воевал в Финскую войну 1939 года, и его ранило осколком в руку, отчего левая кисть плохо его слушается. Когда мы сильно усомнились, чтобы 13-летних подростков брали на фронт в те годы, он закивал: "Правильно, в тридцать девятом я лицо себе отморозил! А на фронте я с сорок первого!" Когда мы взяли под сомнение и этот факт, он долго спорил и, наконец, согласился с реальной датой его возможного призыва в армию - 1944 г.
– Ну да, да, - закивал он, - меня призвали в сорок четвертом... Вот меня осколком и ранило. Здесь, здесь и здесь - около плеча. Все правильно.
И не знаешь - верить или нет? В прошлый раз рассказывал, как в блокаду жил на Васильевском...
– А именными трусами тебя не награждали?
– с ехидцей спрашивает кочегар.
– Чтобы после атаки переодеться?
Володя делает злое лицо, тяжело дышит:
– На мне фрицы зубы сломали!
– плаксиво выдыхает он.
– Я их всех в рот .... как хотел! Они у меня вот где все были!
– Он стискивает кулак.
– Вот, где были! Пачками! Пачками делал!
– Он судорожно вздыхает и выходит на крыльцо смахивать слезы. И пропадает где-то в шхерах гаража.
Такой вот у нас Володя. Одинокий безобидный мужик.
Мы курим с кочегаром Мишей, он щурит красное от котла лицо, и я не решаюсь спросить, откуда у него синие пороховые пятна на скуле и лбу. Неожиданно он рассказывает про свою мать.
Миша во время войны жил в Новгородской области. Ему было пять лет, когда началась война.
Отца репрессировали в 1937 году как врага народа.
– Он был ближе к кулакам, чем к беднякам, - покуривая, сказал Миша.
Рядом с их деревней располагался немецкий аэродром. Мать работала там уборщицей.
У нее было трое детей. Она вместе с одной женщиной полгода укрывала от немцев нашего летчика, сбитого над аэродромом. Самолет упал в лесу, и они перетащили летчика в старый погреб, где и кормили, чем могли.
Однажды пришли партизаны и повелели ей сломать прожектор, который стоял на аэродроме. Пригрозили ей, напомнили про мужа, врага народа...
Про летчика в погребе она умолчала.
В очередной раз, когда она мыла пол в прожекторной будке, немец полез на вышку чистить прожектор и оставил полканистры бензина, которым заправлял двигатель генератора. Топилась печь. Мать домыла пол и поставила открытую канистру рядом с дверцей. Затем она крикнула немцу, что работа сделана и поехала на телеге в деревню. Через несколько минут грянул взрыв. Немец чудом уцелел. Ее догнали и забрали в комендатуру. Держали три дня. Кто-то из немцев подтвердил, что взрыв произошел после того, как она уехала. Спасло и то, что муж - "враг советской власти".