Автостопом по Галактике. А вот еще…
Шрифт:
Хороший выбор.
Не прошло и нескольких секунд, как внезапное появление парящей в воздухе металлической птицы нарушило священный процесс обмакивания печенья, и старик уронил большой кусок в чашку.
– Ради бога, – возмутился старик. – Ты хоть знаешь, сколько я трудился над этой технологией? Макания печенья, да еще изготовления сандвичей? Если ничего другого человеку не осталось?
Птицу его слова, похоже, не возмутили.
– Невозмутимая птица, – мягко произнес старик; звучание этих слов, кажется, нравилось ему самому. Он закрыл больной глаз – тот функционировал так себе с тех пор,
Птица висела в воздухе. Металлические перья отсвечивали красным в закатных лучах. Металлические крылья взбивали в воздухе маленькие вихри.
– Батарейка, – произнесла птица голосом, напомнившим старику актера, которого он видел когда-то в роли Отелло в лондонском «Глобусе». Просто удивительно, сколько может напомнить одно-единственное слово.
– Ты сказала «батарейка»? – переспросил старик – просто так, для верности. Ведь птица могла сказать и «лотерейка», или даже «сельдерейка». Слух у него был не тот, что прежде, особенно в том, что касалось открывающих слово согласных.
– Батарейка, – повторила птица, и реальность вдруг треснула и начала осыпаться, как разбитое зеркало. Пляж исчез, волны застыли, хрустнули и испарились. Последним исчез чай «Рич».
– Вот блин, – пробормотал старик, когда последние крошки испарились из его пальцев, и откинулся на подушку в помещении, стены и потолок которого состояли из неба. Кто-то должен был появиться, и очень скоро – старик в этом не сомневался. Откуда-то из самых глубоких пещер старых воспоминаний серыми летучими мышами вылетели имена «Форд» и «Префект», верные предвестники надвигающейся катастрофы.
И так всегда: стоило Вселенной начать разваливаться к чертовой матери, и Форд Префект обязательно оказывался где-нибудь поблизости. Он и эта его проклятая книжонка. Как там ее? Ах, да. «Пятновыводитель „Гоп-стоп“ в Гадючнике».
Так… или, во всяком случае, как-то очень похоже.
Старик совершенно точно знал, что скажет Форд Префект.
Посмотри на это с другой стороны, старина. По крайней мере ты не лежишь на земле перед бульдозером, правда? По крайней мере нас не вышвыривают из шлюзовой камеры вогонского корабля. И небесная комнатка у тебя не то чтобы очень уж ветхая. Все могло быть хуже, гораздо хуже.
– Все будет гораздо хуже, – со скорбной убежденностью произнес старик. Жизненный опыт говорил ему, что все вообще имеет тенденцию становиться хуже, а в тех редких случаях, когда что-то на первый взгляд становится лучше, это всего лишь увертюра к катастрофическому ухудшению.
Ну да, небесная комната казалась достаточно безобидной, но какие ужасы таились за ее хрупкими стенами? Наверняка самые разужасные – в чем в чем, а в этом старик не сомневался.
Он потыкал пальцем в стену, и та подалась. Податливость напомнила ему пудинг из тапиоки, и он почти улыбнулся этой мысли, но тут же вспомнил, что ненавидит тапиоку с тех пор, как старший по палате в начальной школе Итон-хаус наложил этой гадости ему в шлепанцы.
– Прыщавый Смит, говнюк скользкий, – прошептал он.
Палец его проделал на мгновение дырку в облаках, и в эту дырку старик успел увидеть высокое, вдвое больше обычного окно, а за ним…
Старик боялся, что так оно и есть.
И так все время, подумал он. И так все время, и хоть бы что-нибудь поменялось…
Форд Префект жил в мечте. В такой, которая включала в себя квартиру на одном из супер-ультра-люксовых, пятисверхновозвездочных, изначально порочных гедонистических курортов Хэй-Виляя. Те часы, в которые иному полагалось бы просыпаться к началу нового рабочего дня, он заполнял обыкновенно причинением непоправимого ущерба своему здоровью путем потребления чрезмерного объема экзотических коктейлей и связями с экзотическими представительницами различных видов и рас.
И – что самое приятное – все расходы на ведение этого саморазрушительного образа жизни полностью брала на себя его кредитная карточка «Обед-при-Исполнении» с безлимитным кредитом, который он открыл сам себе при последнем посещении штаб-квартиры «Путеводителя».
Если бы много лет назад перед юным Фордом Префектом положили чистый лист бумаги и предложили написать один-единственный абзац с перечислением самых сокровенных желаний на будущее, единственным словом, которое он смог бы подобрать из своего словарного запаса, стало бы «возможно». Вероятно, так.
Курорты Хэй-Виляя отличала столь непристойная роскошь, что, как говорится, самец-брекинданин мать бы родную продал за одну только ночь в печально известном виброномере отеля «Замок из песка». На самом деле это не настолько отвратительно, как звучит, поскольку родители служат на Брекинде законным платежным средством, и на хорошо увлажненного септюгенарианца со здоровыми зубами можно купить мотовоз на семью среднего размера.
Возможно, Форд не стал бы продавать кого-либо из своих родителей ради развлечений «Замка из песка»; впрочем, у него имелся двуглавый двоюродный брат, от которого в случае его продажи была бы хоть какая-то польза семье.
Каждый вечер… точнее, каждое утро Форд поднимался по кишке-подъемнику к себе в пентхаус, с трудом ворочая языком, приказывал двери открыться, бросал взгляд на свое отражение в зеркале – опухшая физиономия с налитыми кровью глазами – и падал лицом вниз в ванну.
По-последний вечер, обещал он себе каждый раз. Есть ведь предел, после которого мое тело взбунтуется и развалится на части, да?
Как бы выглядел его некролог в «Путеводителе»? Как-нибудь очень лаконично наверняка. Всего два слова. Или три? Возможно, те самые три слова, которые остались там от его описания Земли.
В основном безвредна.
Земля… Уж не случилось ли на ней чего-то такого, нехорошего, о чем стоило бы подумать? И вообще, почему одни вещи вспоминаются ему без труда, а другие – не яснее туманного утра на вечно окутанных туманами Туманных Равнинах Смогологии?
Впрочем, все это относилось преимущественно к той полной слез и соплей стадии, когда третья порция «Пангалактического грызлодера» вышибала из насквозь пропитанных алкоголем мозгов Форда последнюю каплю сознания, и тот, икнув, издавал боевой вопль дебютанта на родео и с почти идеальной точностью рушился головой в писсуар.