Аввакум Захов против 07
Шрифт:
— Мне приказано не выпускать вас на берег ни в одном порту, — холодно ответил 07.
— Какой ужас! — прошептала Наташа.
— Ничего ужасного в этом нет, — сказал 07. — Вы сами себе внушаете всякие страхи! Впрочем, — обратился он к профессору, — я снесусь по радио с Москвой и сообщу вашу просьбу, скажу, что вы желаете встретиться лично с официальным советским представителем.
Он встал, подчеркнуто любезно поклонился и пошел к выходу.
— Погодите, Сергеев, — окликнул его профессор, — кажется, вы так себя
07 кивнул утвердительно.
— Так вот, Вадим Сергеев, для связи с Москвой я не нуждаюсь в посредниках. Я все равно не поверю ни одному посреднику. Что бы вы мне ни говорили, вам меня не убедить. Так что не стоит зря стараться!
— Весьма сожалею, — вздохнул 07. Профессор встал.
— Я желаю сам говорить с Москвой, — сказал он. — И не с вашими людьми, а со своими. Понятно? У меня есть прямая связь с моим научным центром.
07 немного подумал.
— Вы желаете вступить с вашим центром в непосредственную связь, я так вас понял?
— А как же иначе?
— У вас есть точно установленный для радиосвязи час, есть шифр и ключ для расшифровки?
Трофимов взглянул на Наташу.
— Каждую среду в тринадцать часов по московскому времени, — сказала Наташа и встала. — Это моя обязанность, гражданин Сергеев.
— О, я преисполнен глубочайшего уважения к На талье Николаевой, — с улыбкой воскликнул 07.
Затем он сказал, что сегодня как раз среда и что он с большим удовольствием проводит Наташу на судовую радиостанцию, с тем чтобы она могла самолично связаться с Москвой. Это надо будет сделать в двенадцать часов, потому что, когда здесь полдень, в Москве час дня. Пускай она готовит свою шифрограмму, чтобы не терять времени на радиостанции. А он позаботится о том, чтобы там никого не было, пока Наташа будет вести передачу.
В двенадцать часов по местному времени Наташа передала в эфир:
«Мы с профессором находимся на неизвестном корабле, в Средиземном море, нас увозят в неизвестном направлении. Следует ли верить Вадиму Сергееву, который утверждает, что все делается с вашего ведома и по указанию Советского правительства?»
Полчаса спустя из Москвы пришел шифрованный ответ:
«Трофимову и Николаевой. Относитесь к Сергееву с полным доверием. Он действует по нашим указаниям. Счастливого плавания».
Через несколько минут в радиорубку вошел 07.
— Ну как, дорогая Наташа, что тебе ответила родная Москва? Ты убедилась, что я похититель и разбойник?
Наташа спрятала расшифрованный ответ в сумочку.
— Вадим Сергеев, — сказала она. — Если вы не похититель и не разбойник, то это еще не дает вам права обращаться ко мне на «ты» и называть меня «дорогой»!
07 предупредил Наташу, что некоторое время, возможно даже несколько дней, ей и профессору придется постоянно находиться в своих каютах, не выходить на палубу и даже не просить об этом. Этого требуют интересы дела.
Наташа
— Профессор! Вы ужасно обидели Вадима Сергеева! То, что он говорил нам сегодня утром, — правда, истинная правда! Все эти странные вещи действительно делаются по приказу из Москвы! Я собственными ушами слышала ее голос, сама лично расшифровывала радиограмму! Тут нет никакого обмана, дорогой профессор, это правда!
И она расплакалась, теперь уже от радости.
Но профессор почему-то не обрадовался этой правде. Услышав ее, он, казалось, стал еще бледнее, глаза его помрачнели, он весь сник.
Константин Трофимов замкнулся в себе, он почти не разговаривал, ел так мало, что едва держался на ногах.
Когда они достигли Танжера, судно стало на якорь не в самой гавани, а у входа в нее, вдали от других судов. 07 сошел на берег и, возвратившись, принес Наташе восточных сладостей, арабскую шелковую шаль и очень милого, потешного ангорского кота.
Чтобы не огорчить Сергеева, Наташа приняла подарки.
А он, прийдя в отличное настроение, так расчувствовался, что разрешил ей часок-другой побыть на палубе.
На пороге стоял 07.
Аввакум чувствовал на себе его взгляд — глаза впились в него, словно хищные звери. Аввакум продолжал набивать трубку.
— Пауль Шеленберг? — спросил 07.
— Профессор Пауль Шеленберг, — спокойно ответил Аввакум.
07 закрыл дверь. Он подошел поближе и небрежно протянул руку. Точно так же небрежно Аввакум протянул ему свою.
— Садитесь, — сказал он.
Трубка была набита, теперь можно ее и раскурить. — Если я не ошибаюсь, вам пятьдесят лет? — спросил 07.
— И несколько месяцев сверх того, — добавил Аввакум.
— Странно! — заметил 07. — Не будь этой седины на висках, вам больше сорока никак не дашь!
— Ох, уж эта мне седина, дьявол ее возьми! — посетовал Аввакум. — И седеть-то начал всего год назад.
С тех пор, как они тенью стали ходить за мной. — Он вздохнул и покачал головой. — Малоприятная история…
07 нахмурился.
Из Фонтенбло ему сообщили, что профессор действительно немного страдает манией преследования, но высказывалась надежда, что это должно исчезнуть.
— Здесь вас никто беспокоить не будет, — заверил его 07.
— Надеюсь! Меня в этом убеждали и там, в Пари же, когда уговаривали взять на себя эту" миссию! — Сделав вид, что сказал лишнее и вдруг опомнился, Аввакум поднял глаза на 07 и спросил недоверчиво: — А, вы, собственно, кто будете? С кем я имею честь разговаривать?
07 вздрогнул: ну и взгляд! Словно шип вонзается в мозг.
— Я? — 07, человек не робкого десятка, поспешно отвел глаза в сторону. — Я на этом корабле единственный, кто знает, зачем вы здесь, кто вас сюда направил и с какой целью.