Awakers. Пробудители. Том 1
Шрифт:
– Ты не можешь вот так просто кого-то привести и взять в группу, – шепот Ральфа отчетливо разносится по всему гаражу, хотя я стараюсь не вслушиваться.
– Нет, это ты не можешь! А я могу! И буду!
– Не повышай голос на старших.
Трой нервничает, взъерошивает залакированный затылок и переходит на шепот.
В это время на другом конце гаража Майк с робким упоением рассказывает мне о том, что первые модели мобильных телефонов – раритет. Они настолько древние, что новые технологии на них не распространяются.
– Новые мобилки – вредные. К тому же с их помощью кто угодно может отследить твое местоположение. Первые модели – классика, –
– Они работают?
– Не совсем. Пока.
А еще через пару дней я старательно стучу в чужие барабаны. Шампанское льется рекой, Трой заставляет меня встать на колени, берет барабанные палочки и касается одного плеча, другого, а потом торжественно объявляет:
– Вставай, сэр Саймон П., нарекаю тебя Барабанщиком Группы Будущего – «Ануннаки».
Курить я, конечно, так и не бросил.
Глава 2. О том, как все ненормальные семьи ненормальны по-своему
«Берегите братьев наших меньших» – так гласит один из этических законов или что-то в этом роде. И я берег. Более или менее. Какое-то время. Хотя вообще-то речь идет совсем не о младших братьях, а о беззащитных зверушках. И все же когда я смотрел на него, в голове крутился именно этот лозунг. Сделать это своим девизом – на футболку! на кружку! татуировку!
Мы как-то гуляли с братом, случайно вышло. Я засек Монти, когда он закупался энергетиками. Хорошо знакомые банки, я часто нахожу их в мусорке. В смысле не в мусорке дома, а в той, что на улице; лежат там, заботливо прикрытые какими-нибудь отбросами. Он складывает банки в рюкзак – штук шесть, не меньше; видит меня. Я ничего не спрашиваю, он ничего не врет.
Потом он упился в хлам через пару дней – нормального бухла, а не этой энергетической ерунды. Напился и вел себя как сопливый дурак. А он ведь умный мальчишка, мой брат. Но я думаю, это все же лучше его шипучки, которая заменяет ему еду и сон. Чем банальнее дурная привычка, тем проще от нее избавиться. Ничего личного.
Но как бы я ни пытался убедить себя, что я ему не нужен, чувство вины меня не покидало. Наверное, мы просто не из тех эпических братьев, которые готовы друг за друга в лепешку расшибиться.
– Я уезжаю, – сказал я. Просто взял и сказал без всяких вокруг да около. Монти был первым, кому я сообщил. Я полагал, что мама будет лезть на стену, но отступать не собирался. Устал искать оправдания, почему я занимаюсь чем угодно, кроме того, что мне по-настоящему интересно.
– С ребятами на гастроли, – еще одно краткое пояснение. С «ребятами» он знаком не был – ни с этими, ни с предыдущими. А «гастроли» звучали вычурно. Но как ребус ни крути, ответ остается прежним. Я уезжаю. Как можно дальше из этого хренова города. Куда-нибудь, где просыпаться каждый день – не наказание.
Скажу по секрету: когда Трой молчит и улыбается, он в высшей степени обаятелен, даже несмотря на вызывающе торчащие космы и непристойные надписи на футболках. Возможно, он не похож на славного парня, который переводит бабушек через дорогу и уступает место в метро, но дело в том, что Трой не умеет улыбаться неискренне, и вы верите, что он в самом деле рад вас видеть.
Как ни странно, у Троя напрочь отсутствует фантазия. Может, не напрочь, но развита она так себе. Он копирует других, но не способен придумать что-то свое. Пожалуй, это единственный
– Хочу быть высоким, – признается Трой, в котором росту ненамного меньше моих шести футов. – В смысле, охеренно длиннющим, с вот такенными ногами от ушей. Как в этих японских мультах.
– Аниме? – предполагает Майк.
– Точно!
– Тебе нафига? – Он снова ковыряется в своем айфоне, посылает сплетни в твиттер.
– Я бы тогда к тебе подошел вот так, – Трой крадется к его креслу, задрав обе руки над головой. – И как схватил!
Это выглядит так же тупо, как и звучит. Он сгребает Майка в охапку, тот визжит как девчонка, айфон летит на пол. Вообще Майк – не девчонка, но визжит как китайская оперная певица. Зато отмахивается как настоящий английский гопник. Удар у парня мощный, хоть сам он довольно хлипкий с виду. Короче, Майк летит вслед за айфоном, Трой с криком отскакивает назад, закрывая рукой рот. Кровища брызжет во все стороны, мы думаем: ну все, солист наш остался без зубов. А он ничего, отходит от шока, ржет, размазывая кровь по лицу. Но ржет достаточно весело, чтобы было видно, что все его драгоценные зубы на месте. Только губа разбита. Он пытается заклеить ее пластырем с рожей Человека-паука; неостроумно, но громко отшучивается… В общем, Трой тот еще идиота кусок, но безобидный.
Потом он добыл себе лакированные сапоги на платформе – ей-богу, гребаные ходули – и носился с ними целую неделю, пока ему не приспичило что-то другое.
У них с Майком вообще случаются сюжеты. В смысле Трой любит его доставать. Один раз Трой добыл где-то жуткие тени: серые, с огромными блескучими хренями, дешевые, как почтовая марка, – это даже по упаковке видно.
– Давай, тебе пойдет, – убеждает он Майка.
– Да ну тебя.
– Да не сцы, Микки, – он угрожающе трясет тюбиком.
– Я не голубой.
– Пф-ф-ф… Когда-нибудь с мужиком целовался?
– Нет! Я же говорю, что не голубой!
– Откуда ты знаешь, раз ты ни разу не целовался с мужиком?
Майк напряженно сопит, делая вид, что разговор закончен, тычет своим гитаристским пальцем в сенсорный экран.
– Ну чего ты? – Трой склоняется над ним и снова трясет тюбиком.
Молчание.
Потом Трой наклоняется, хватает Майка за затылок, тянет к себе и со всей дури целует прямо в губы.
Майк уже не визжит как китайская оперная певица, скорее ревет как разгневанный медведь и отплевывается во все стороны, пока Трой с довольным видом заявляет:
– Ну вот, теперь ты точно знаешь, что не голубой, – снова вертит перед носом тени, невозмутимо разглядывает это барахло и делает вывод:
– Хм, надо же, оказывается, это лак для ногтей.
А еще Трой любит себя слушать. Это я выяснил довольно быстро. Как подтвердил Ральф: «Трой любит себя слушать. По крайней мере, говорит он много, а раз никто другой не слушает…» Говорит он про что ни попадя: про жизнь на Марсе, про преимущество кроссовок перед кедами (чушь!), про «вот эти крохотные хреновинки в карамельках, которые взрываются на языке». Короче говоря, болтает много, но подробностей о своей личной жизни выдает минимум. Про его семью мы знаем лишь то, что у него есть «богатенький папочка».