Awakers. Пробудители. Том 3
Шрифт:
Но Трой проверил хроники двадцатилетней давности: Мэтью Притчетт-Келлер тоже начинал, как неуклюжий загнанный мальчишка и в рехабе своё время отбыл.
На него находит осознание, что все они застряли в одной шатко-валкой лодке в бассейне с акулами. Они трое – Гордон, Янг и Келлер – как те призраки Рождества о прошлом, настоящем и будущем. И если Келлер из них – Призрак будущего, им всем крупно повезло.
? ? ?
Хуже всего, что в самом деле всё не так плохо. В среду они идут на местное радио, а диджей приветствует их кексами с кофе. Кажется,
В итоге война выходит какая-то совершенно дурацкая, ни о чём и ни с кем, но он с удивлением обнаруживает, что каким-то хером уже проебал чувство юмора, самоуважение и треть воли к жизни, зато наел обратно добрую часть «запаса на чёрный день», который едва успел рассосаться в череде рабочих стрессов. Скорее всего виной тому привычка усердно заедать бессонницу углеводами, а недосып – сахаром. Объективно и логически при его росте и комплекции это не критично, а с новой традицией выбегивать свою тревожность по окрестностям может и вовсе на пользу. Но всё равно не в тему и не вовремя.
Похоже, Саймону это кажется довольно забавным.
На самом деле Саймон тоже скучает больше, чем показывает, и ему так же не всегда хватает сцены, чтобы всю дурь из головы выбить. Поэтому несмотря на поздний час Саймон очень громко и ясно распаляется о том, как его достала трезвость бытия, яростно размахивает прихваткой и брызжет соусом по плите апарт-отеля, с декламацией о том, что лучшая часть пасты – это вино, которое к ней подходит. Он ляпает соусом на футболку в которой завтра пойдет на сцену и машет венчиком на тему «кому нахуй усралось изучение всех этих искусств, что там вообще можно учить, просто бери и делай!» А потом недрогнувшей рукой яростно перемешивает варево в кастрюльке, так что бицепсы ходуном ходят, мужчина мечты, чтоб его, с чёрными ногтями и точёными скулами. Совершенно непонятно почему не он красуется по центру на афишах.
Больше всего Саймона бесит, что он такой фуди, а паста с бокалом сухого белого – комбо мечты. Однако без Эммы под боком бокал белого быстро превращается в ряд разноцветных стопок длиной с Великую Китайскую Стену.
Трой прислоняется спиной к чужому холодильнику и безропотно принимает тарелку с фигурно выложенной пастой и листиком базилика на кромке. Ему белого сухого не требуется – он и так в шоке, что наконец-то с ним происходит что-то хорошее и размахивая белыми флагами готовится к празднику.
Саймон почему-то оттаивает каждый раз, когда видит его с вилкой в руке, будто вспоминает, что он настоящий. А он безрадостно думает, что cаймонская стряпня едва ли не единственное топливо для его защитных механизмов, и это смешно, если задуматься, но с таким раскладом ему пиздец.
– О-о-о, как же мне всё это аукнется, – обречённо вздыхает он, похлопывая себя по щеке.
Сай качает головой, улыбается и судя по лицу ловит с десяток трепетных флэшбэков:
– Когда тебя это
– Легко говорить с такими-то скулами, – фыркает он. – Не ты же «щекастое лицо группы».
– Нормальные у тебя щёки.
– Круглые, – не соглашается Трой. – Ты что, газет не читаешь?
– И что? Тебе идёт круглый.
– Вид с ними дурацкий…
Саймон безапелляционно шлепает его по лбу вилкой под звонкое «ай! за что?», но сдаётся:
– Не дури, нормальный у тебя вид. Задолбанный, но крепкий.
– В смысле «крепенький»? – уточняет он, чертя кавычки свободной рукой.
– Нормальный.
Он хочет спросить ещё, но Сай перебивает:
– Ну что ты от меня хочешь, чтобы я зеркало тебе купил или что?
– Круглое и дурацкое?
Саймон шумно вздыхает и выдыхает матами через смех:
– Да блядь, Гордон!
Хочется спросить, что он конкретно имеет ввиду под «блядь», но спрашивает он:
– Почему ты надо мной смеёшься?
– Вот сам же хуйню про себя несёшь, а на других обижаешься. Может хватит уже?
Потом он снова смотрит на вилку в его руке, полупустую тарелку и оттаивает.
Трой впрочем не обижается, потому что Сай тоже «болезненно трезвый» в последнее время, а у него слишком много идиотских вопросов к окружающим.
Иногда ему кажется, что Саймон подкармливает его в надежде, что он вырастет большой и сильный, и они наконец-то смогут как следует подраться.
? ? ?
Он надеется, что когда-нибудь ляжет спать потерянным и сконфуженным, а наутро проснётся, по-настоящему проснётся тем самым Троем-Гордоном-который-Пробудитель.
Но для того, чтобы проснуться, для начала необходимо уснуть немножко больше, чем на полчаса на заднем сидении и полтора часа под утро в неродной кровати.
Он не просит многого, но настолько задолбался не спать, что принимает волевое решение расчехлить мини-бар на пару глотков. Потом он слушает дискографию Sad Cassette в шахматном порядке, смотрит зверей в телевизоре, пишет ещё одну, две, три песни для папочки «встол», а наутро – отважен, агрессивно обаятелен и настроен общаться. Однако в холле Майк перехватывает его за талию и тащит обратно в лифт.
Майк тащит его в лифт, очень озадаченно интересуется «какого хера», а он возьми да ответь. Двери то закрываются, то открываются, входят и выходят люди, а он стоит напротив Майка упёршись рукой в стену, всё говорит и говорит, не в тему и разумеется не вовремя.
Колючий маленький Микки смотрит на него снизу вверх потерянным взглядом и на какой-то момент выглядит совершенно беспомощным, потому что у Микки есть всего две кнопки «подъебать» и «посодействовать» и, кажется, ни одна из них сейчас не работает.
Однако к счастью, у Майка стабильно на всё есть своё мнение.
В итоге разговор получается продуктивный: Майк узнаёт много нового про Троя, а Трой узнаёт много новых матов.
– Это конченый мир, Горди, – подводит он итог. – Но этот мир тебя любит: тут без таких как ты делать нечего.