Ай Эм. Как мы Ирку от смерти спасали
Шрифт:
– Ты представляешь, – утешала я ее на обратном пути, – когда придет время пробуждения – как запылают уши у него?
«Одна нога там, другая тут, – отвечала мне Ирка. – А наш с Доком духоподъемный голос – ты его почувствовала? Я так долго возилась с переводом, чтобы все то, о чем ты говоришь, не растерять, а, наоборот, усилить – очень уж он живо пишет, но по-взрослому, без панибратства. В этом смысле вы с ним чем-то схожи. Кажется, все просто – но лишь для тех, у кого всего два глаза. Но нам-то, многоглазым, сразу видно,
Жалко только, что обе книжки я вам забыла подписать от имени двух мужчин моей мечты (примерно фифти-фифти). Хотела сделать это по дороге в Сити, но никак не могла к себе прислушаться: люди вокруг порой так отвлекают, я решила, что прямо при вас подпишу. Но увидела Лёнину луну в Париже, и обо всем забыла! А уж после глоточка твоего чудесного напитка забыла не только то, что было, но и то, что будет. Поэтому, как только окажусь в начале лета у тебя в гостях (я так за нас за всех решила!), то сразу же, надеюсь, полюбившиеся вам книжки, – подпишу.
Шлю тебе отрывок из своей следующей книги про 2012, которая называется «Время Прыжка», я тебе о ней рассказывала вчера. Это настоящее ЧУДО.
Обнимаю вас с Лёней руками своих английских френдов – с Босоногим я давно знакома, а с Дайером надеюсь тоже вскоре задружиться.
Ждите меня в начале мая с рассказами о прекрасном Альбионе.
Буду очень и очень внимательной, чтоб все успеть и ничего не забыть))))
i!!!
«Босоногий док» и другие уникумы с легкой руки Иры увидели свет уже в издательстве «Рипол Классик». Сергей Макаренков выдал карт-бланш Вавилову и Мелдрис на книги, несущие свет и гармонию в наш мир.
Сам Макаренков – известный апологет духовного развития, искатель нехоженых дорог, в своем издательстве не только насаждал психологические практики, но также основал театр из сотрудников, пригласил режиссера, учителя фехтования и актерского мастерства. Все это обернулось грандиозным представлением в театре на Страстном бульваре по пьесе Григория Горина «Однажды в Вероне» – о том, как развивались события после гибели Ромео и Джульетты – с декорациями, роскошными костюмами – при полном зрительном зале, восторге и аплодисментах. Директор издательства играл короля, Олег Вавилов исполнил роль негоцианта Доджия, а наш Сережа – интригана Бенволио.
Ох, какой выдался счастливый вечерок! Тем более, прямо передо мной в первом ряду маячил Иркин затылок. Он мне добавлял драйва. Наша семья заняла чуть не весь второй ряд. Еще бы! На протяжении нескольких месяцев мы почти не видели сына, а дети – отца. В ночь-полночь он являлся с ежевечерних репетиций, а также серьезных занятий по фехтованию – все это после рабочего дня, и праздники, и будни – сплошь посвящал служению Мнемозине.
Зато когда он появился на сцене в голубом камзоле, шляпе, кожаных ботфортах, со шпагой на боку, и глава Монтекки – сам Макаренков – сказал ему:
– Бенволио! Когда я умру, то передам тебе всю мою власть и деньги!
Сергей кивнул, довольный, потирая ладони.
– …но
Правда, семья, включая дедушку, очень переживала, что по роли наш мальчик в ночной потасовке наносит Антонио удар в спину – с последующей репликой несчастного: «Ах, храбрецы! Мерзавцы! В спину!..».
Нас обуревали противоречивые чувства: волнение, радость …и надежда – чем черт не шутит, может, обойдется, и этот злополучный удар в спину удастся миновать? В результате в пылу преследования рапира воинственного Бенволио была слегка занижена в полете – так что укол пришелся герою-любовнику точно в ягодицу.
– Нет, ну каково? – возмущался директор по продажам Витя Левченко, блистательный исполнитель роли Антонио, – Тишков мне как дал по заднице! У меня дальше реплика: «Ах, храбрецы! Мерзавцы! В спину!…» А меня такой смех разобрал! Я хохочу – не могу остановиться. Еле взял себя в руки!
«…Как приятно было сидеть перед тобой, не страшась ни чумы, ни сверкавших перед самым носом шпаг, и наблюдать захватывающие издательские страсти – совсем как в жизни! Совсем как у Шекспира! – писала мне Ирка после эпохального действа в театре на Страстном. – Представляю, что испытывала ты, когда твоя родная кровь и плоть произносила монологи и обнажала клинок! Говорят, гордость – это то, от чего собственное эго надо отучать и пряником, и бубликом, и даже шлепком, но, по-моему, бывают такие моменты, когда ее должно быть много, и она должна быть написана не где-то, а прям на лице…»
Каждая наша встреча была сродни фейерверку, который она проморгала тогда на мосту над Темзой, мы широко и подробно праздновали жизнь, не омрачая миг довольно редкого свидания житейскими невзгодами. Общение с Иркой – особое удовольствие: все светится вокруг, мерцает, материя в ее случае недвусмысленно подтверждала свою иллюзорность, а ликование в чистом виде – свою единственную реальность.
Народ вокруг чувствовал это, по-своему реагировал: заходим в грузинский ресторанчик, там звучит песня: «Постой, паровоз, не стучите, колеса…» Хозяин увидел нас и сменил пластинку, поставил красивое хоровое грузинское песнопение. Такую проявил душевную тонкость.
«Легкое верно», сказал Чжуан-цзы, но это вторая половина изречения. До этого «легкого» большой путь, «легкое» надо выстрадать.
Жизнь ее с детства была ареной борьбы телесности и духа, может, это был путь воспитания внутреннего дракона, не по своей воле ею выбранный. Уже в юности стало садиться зрение, все утонуло в тумане, после операции на глазах в клинике Федорова мир открылся ей в ясности и красочности, и еще долго жизнь казалась сказочным театром, который удивляет и приносит сюрпризы на каждом шагу. Года не проходило, чтобы она не претерпевала каких-то серьезных испытаний – «но я, несмотря на очередное небольшое фиаско, бодра, весела и ужасно энергична…».
Конец ознакомительного фрагмента.