Ай-Кон
Шрифт:
– "Погодь, погодь малость. Картинку, из слов сотканную, к памяти не пришьёшь. Андрейка!" - он повернулся к уже сидящему на траве мальчишке - "Нут-ка, сбегай до обоза нашего, да холстины белой с угольками своими рисовальными принеси. Будем желаемые видения в образы творить, дабы потом недопонимания не случилось".
Мальчишка с тоской взглянул вниз пригорка на который они взбирались и переведя жалостливые глаза на говорящего заныл:
– "Ну, де-да-а..."
– "Ничего-ничего, ножки у тебя молодые, резвые - в миг обернёшься" - напутствовал его дед. Вздохнув, мальчишка поднялся, и зашагал под уклон, сильно размахивая руками.
– "Задорно
– "Отец его, другом моим был. Это он его именем таким нарёк. Услыхал где-то на Торжище , так говорил " в душу и запало". Мне до сего дня кажется, что они его на свет явили, лишь имени этого ради. Уж очень он до новшеств всяких охоч был" - старик помолчал немного и уже обращаясь к своему собеседнику, спросил - " А тебя-то как кличут, а то ж и знакомство ещё не завели".
– "Отец Сергий я" - послышалось в ответ, и рука человека стащила назад капюшон от пыльного плаща, обнажив скуластую голову, ещё совсем молодую, с едва пробивающейся растительностью на подбородке и верхней губе - "А тебя звать-величать какими словами надобно?"
Лицо деда посуровело, и смерив стоящего перед ним взглядом, он произнёс:
– "Отец?! Ну а я тогда, пращур рода человеческого - дед Коваль!"
– "Что ж осерчал так вдруг? Чин на мне такой. Новою верою наложен" - немного растерявшись, произнёс молодой человек.
– "Новою верой?! Чем же так хороша эта ваша "новая вера", что так легко её чины и звания на себя навешиваете?" - так же сердито продолжал дед Коваль.
– "Един Бог! И всё в его власти" - ответил отец Сергий.
Молчаливо повисла пауза. Старик вздохнул, подошёл к растущей рядом берёзе, поднял вверх прищуренный взгляд, пытаясь что-то разглядеть в листве её кроны, и заговорил вновь.
– "Выходит так, что ежели слову твоему следовать, то никакой такой силы душу творящей не в деревах, не в огне, ветре, траве, воде нет?" - он стоял и медленно оглаживал белый с чёрными наростами ствол дерева.
– "Частица божественная, во всём что ты перечислил теплица" - мягким голосом наставника произнёс молодой человек.
– "Ну а как же кикиморы в болото заводящие, лешие по лесу блуждающие, домовые, что жилище людское от несчастий берегут - они тоже часть божественного?" - дед Коваль ещё раз обошёл дерево, и сел на землю у его корней.
– "Бесовщина это всё и ересь" - уже более строго ответил отец Сергий.
– "Чудная эта "новая вера" твоя. Думаю не всякая душа людская её примет" - дед Коваль закрыл глаза и прислонился головой к дереву - "Разве можно удержать молодых, что в ночь на Купалу в лес на поиски цветка папоротника побегут, дабы желание сокровенное исполнилось; или перестать сладости всякие в сенях за притолоку складывать - для домового - чтоб горе да беду в дом не пускал, да хозяйство от нечисти берёг; а в дни когда солнце снег топить начинает, что ж никто чучело зимнее огнём палить не станет - чтоб теплом жизнь возродилась ? Не выживет род человеческий, если с землёй, ветром, огнём и водою слова единого найти не сможет" - дыхание у деда Коваля становилось всё реже и тише - "Так что, вряд ли ты верою ... своею... людские души покорить сможешь... вот только... если... старую и новою ... соединить ... возможно было... тогда... одна другую дополнит... и силу небывалую ... обретёт..." - голос стих.
Отец Сергий за всё время монолога деда Коваля не смотрел в его сторону. Чтобы скрыть раздражение охватывающее его,
– "Это как же можно столь чистое и непорочное с такой..." - и осёкся на полуслове, ноги его подкосились, и он кулём осел на землю.
Дед Коваль не дышал. И всё вокруг стихло в ожидании чего-то. Не слышно было ни пения птиц, ни стрёкота насекомых в траве, ни шелеста листьев - ничего. Оглохшая пустота.
"Что жеж это я натворил? Каким словом так старика обидел? Ну зачем я разговор такой завёл?" - мысли в голове у отца Сергия путались, толкали друг друга от желания найти оправдание - "Куда ж мне теперь его? К обозу снесть назад надо бы. Господи всемилостивый! Укрепи силы мои! Молитву то какую? Земле ж предать надо. Господи..."
Отец Сергий сделал над собой усилие и на четвереньках подобрался к телу деда Коваля. Лицо старика становилось всё бледнее и бледнее. Седые волосы его шевельнулись и подчиняясь неизвестно откуда взявшимся струям воздуха, стали распределяться по стволу берёзы, словно какое-то незримое нечто присев у ног деда обдувало его своим дыханием. Присутствие этого "нечто" почувствовал и отец Сергий. Замерев, он глядел в пустоту. Занесённая над телом рука с горстью земли так и не смогла разжаться.
А с телом старика происходило преображение. Растущие вокруг травы вытянулись и опутали ноги деда Коваля по пояс, скрыв так же кисти рук лежащие на земле. Лицо и шея стали совсем белыми, под стать надетой рубахе и покрылись тёмными пятнами. Через минуту, если не знать, что здесь только что присел человек, проходящий мимо путник , подивился бы на прикорневой нарост берёзы напоминающий "спящего у дерева".
Всё это зрелище наводило ужас на отца Сергия, и он никак не мог освободиться от оцепенения сковавшее его тело. Он зажмурился и соединив в себе остатки воли заговорил:
– "Господи! Прими душу раба твоего..."
– "Принимает земля затею твою с храмом Господнем. Беречь от тлена и праха обязуется..." - гулкое эхо влетело в уши отца Сергия, заставив его открыть глаза. Берёзовый нарост смотрел на него ожившими глазами. От неожиданности рука отца Сергия разжалась, осыпав его собранной горстью земли. Взгляд у нароста посуровел и прорезавшийся чуть ниже рот заговорил:
– "Ты что ж это? Схоронить меня удумал?"
Повинуясь инстинкту самосохранения, отец Сергий отпрянул назад от "берёзового нароста". Уверивши себя, что всё это ему только снится, он начал интенсивно растирать себе лицо руками, в надежде прогнать кошмарные сновидения, грязня лоб остатками земли, застрявшими между пальцев. Через минуту стало жарко от прихлынувшей к коже головы крови, и он вновь открыл глаза. Берёзовый нарост вновь обрёл облик деда Коваля.
– "Время моё выйдет тогда, когда я на этом свете никому уже не нужен буду. А пока, ежели с каждым новым рассветом, мою душу другая человечья душа кликать будет - я жить должен!" - говорил дед Коваль, кивком головы указывая вниз пригорка, где уже появилась маленькая мальчишеская фигурка.
Тяжело дыша, Андрейка наконец одолел подъём и сделав ещё два шага рухнул на землю рядом с дедом - "Фу-у-у!" - переводя дух, он рылся в принесённой котомке.
– "А хотите, хотите я лик "Спаса Нерукотворного" нарисую, чтоб над входом в церковь людей встречал. Хотите?" - он перевёл взгляд на сидящего в стороне отца Сергия. Глаза Андрейки округлились от удивления, и он добавил, обращаясь уже к старику: