Аяуаска, волшебная Лиана Джунглей: джатака о золотом кувшине в реке
Шрифт:
14. НОЧЬ В САН ФРАНЦИСКО, ПЕРУ
Наконец стемнело. Отец и мать моего курандеро-сына, сеньор Хуан и его жена, их сын-курандеро и я отправились из их дома в глубь деревни, где у них был построен громаднейший круглый дом — малока — и предназначался он именно для аяуасковых церемоний. В нем было чисто и приятно пахло свежим деревом. Занимал он примерно сто пятьдесят квадратных метров, пол был деревянный, а крыша — из травы, окна были предусмотрительно заделаны от ночных залетных насекомых мелкой металлической сеткой.
Над окнами висело несколько картин. На них жили своей яркой и правдивой жизнью змеи и деревья, ягуары и пумы, росли
— Я их вижу, когда принимаю аяуаску, а потом вот на холстах рисую то, что увидел.
Днем, чтобы содержать семью, он работал водителем мотокара, и непохоже, чтобы у него была возможность профессионально поучиться рисовать свои дивные картины.
В свете этого они производили особенно сильное впечатление. Их краски и образы, их общий настрой — а выходил он далеко за пределы материального холста — так врезались в память, что забыть их потом уже было невозможно.
С собой в малоку мы привезли на мотокаре три матраса. На одном расположились отец и сын, напротив них, на расстоянии полутора метров, легла мама, а под прямым углом к двум матрасам — в перекладине буквы П — расположилась я. Руководство мероприятием плавно перешло в руки дона Хуана. Сыну он отвел вспомогательную роль статиста: скорее всего, тот еще находился в стадии ученичества, хотя ему уже было далеко за тридцать. Мама же, как выяснилось дальше, находилась здесь на лечении.
Основные участники были уже в сборе — ими, с моей точки зрения, являлись: папа, одетый в тунику, расшитую традиционным узором, и я, застывшая в почтительном ожидании справа от него на матрасе — но церемонию он, тем не менее, не начинал. Оказалось, что мы ждали возвращения сына: тот пошел домой переодеться в такую же тунику-трансформер, в которую был одет его папа: похоже, что в повседневной одежде приступить к церемонии им казалось немыслимым — может быть, и впрямь, в ней заключалась особая магическая сила. Сын вскоре вернулся, и теперь оба мужчины были приодеты подобающим для церемонии образом.
Ими нельзя было не восхититься— это я про туники, не про мужчин. Длинные, доходящие до колен, расшитые спереди и сзади черным узором, проложенным по белой хэбэшной ткани — некрашеной и плотной. Это им заботливые и внимательные жены одежду расшили такими сказочными узорами. А сколько чувств туда женщины вложили с каждым сделанным ими стежком вышивки: ведь процесс украшения одной такой туники может растянуться на целый год.
Мы расселись по своим матрасам, папа открыл бутылку с аяуаской и засвистел — такой звук тут называют silbar, хотя это, скорее, это не просто свит, а свист в сочетании с шипением. Он принялся в бутылку этим особым образом дуть-свистеть, а потом стал с аяуаской разговаривать напрямую.
Дальше он закурил две сигареты мапачо и одну протянул мне, чтобы я тоже ее покурила.
— Только дым глотать не надо, — предупредил он.
— Сигареты мапачо — это обязательно? — на всякий случай уточнила я.
Курить мне никак не хотелось, хотя я уже знала, что мапачо — совсем не те сигареты, которые поступают на прилавки наших магазинов. Сигареты, свернутые из мапачо — то есть, если грамотно его называть — из nicotiana rustica — в отличие от коммерческих сигарет, не содержат химических добавок, и как я позже узнала от Вилсона (моего последующего курандеро), даже не вызывают привыкания и зависимости. И это несмотря на то, что содержание никотина в них в 15–20 раз выше по сравнению с обычными сигаретами.
В ответ на мой вопрос дон Хуан покивал головой, что да, таки покурить их придется: дым мапачо — часть
Но при этом подумала: какая замечательная находка для моих курящих друзей! Надо будет не забыть с ними этим наблюдением поделиться: сколько всего в них удачно соединилось. И привыкания нет, и на вкус подходящие, не говоря о том, что и магическую защиту обеспечивают. И все это — в одной удобной упаковке под названием «мапачо».
Дальше дон Хуан тихонько запел икаро, налил в стеклянный стаканчик немного аяуаски и поднес его поближе к глазам. Заглянул внутрь, подумал немного, но ничего больше доливать не стал, а только сказал:
— Я немного налил. Вы принимаете аяуаску в первый раз, и мы не знаем, какая у Вас может быть реакция, — и c этими напутственными словами вручил мне стаканчик.
Я согласно покивала. Это верно, что не знаем, — подумала я и тут же с решимостью неофита, который пока еще слабо представляет, какими последствиями чреваты его действия, залпом выпила находящийся в стакане напиток.
По части его вкуса готова я была к самому худшему: он обычно вызывает такие серьезные нарекания, что ни один из прочитанных мной авторов, взявшихся его описать, не нашел ни одного доброго слова в его защиту.
Может быть, именно потому что я была готова к худшему, худшее не наступило. Вкус как вкус, — выпив содержимое стаканчика, решила я. — Отвар растения все-таки, не вишневая же наливка. Бывало, я пила отвары и настойки с еще худшим вкусом. В Панаме, например, варила листья balsamino — через 15 минут цвет отвара становился изумрудно-зеленым, а вкус — ну просто непередаваемо противным. А тут вкус как вкус. Совершенно обычный, растительный. Какие к растению могут быть претензии — особенно если знать, с чем для сравнения провести правильную параллель. С balsamino, например.
Выпила. Сижу. Жду. Чувствую, что выпила мало, но кто его знает, может быть, раз уж один раз выпила, то больше добавлять нельзя, так что больше и не прошу. Молчу. Тогда он говорит:
— Минут через пять аяуаска начнет действовать.
И продолжает петь икарос, одна песня перетекает в другую. Я их не понимаю, он поет на своем родном языке. Темно — ничего не видно, ни внутри малоки, ни снаружи… тихо и даже холодно. Только красные огоньки мапачо вспыхивают, когда он и сын затягиваются сигаретами. Набрав в легкие дым, дон Хуан сначала складывает мои ладони вместе и дует внутрь дымом, потом складывает мне вместе ступни ног — подошва к подошве — и тоже дует внутрь. Потом выпрямляется и прикасается губами к макушке моей головы — получается это у него как-то очень бережно и нежно — и тоже выпускает туда дым.
И вдруг… вдруг все началось. Неожиданно перед закрытыми глазами прямо из темноты, из пустоты, из небытия возникли и вспыхнули сказочные видения; нет, даже не вспыхнули — они взорвались многогранными цветами, и были эти цвета завораживающими и неземными по своей красоте.
Надо сказать, что к увиденному я оказалась совершенно неготовой, в смысле, тематика моих видений застала меня врасплох.
Есть определенный спектр видений (пусть даже и с некоторыми вариациями), возникающих перед реципиентом аяуаски; эти видения достаточно типичны и вполне предсказуемы. Местные жители рассказали, что видят змей, зверей из семейства кошачьих, птиц, реки — вот, в основном, и все.