Айрин

Даниэль Зеа Рэй

— Но, корни-то у нас с ним одни? Откуда ты знаешь, может, я, рано или поздно, стану таким же, как и он?

— Ты? Ты самый милый, самый добрый, заботливый, нежный человек, которого я когда-либо знала. Ты заботишься о матери, о сестре, ты ладишь с детьми и всегда находишь общий язык с людьми. Конечно, ты упрям, прямолинеен и очень напорист, когда дело касается чего-то важного, но я считаю, что эти качества тебя только красят.

— А как же мои иголки и яд?

— А у кого их нет? — хмыкнула Имайя.

— Ты всегда находила ответы на любой вопрос.

— Я тебя люблю.

— Ты уже говорила.

— Тогда, почему ты мне не веришь?

— Проникновенно, ничего не скажешь.

— Поцелуй меня. Пожалуйста.

— Спи Имайя.

Имайя погладила

пальцами щеку Кейти и прикоснулась к его губам.

— Поцелуй меня. Ну, пожалуйста.

— Тогда ты замолчишь и попытаешься уснуть?

— Обещаю! — расплылась в улыбке Имайя и закрыла глаза, подставляя Кейти свои губы.

Кейти немного наклонился и провел языком по ее губам.

— Так пойдет?

— Нет! Поцелуй по-настоящему!

— Ну, смотри, ты мне обещала.

Какими бывают вишни, снятые поутру с дерева в саду Айи? Можно надкусить самый край и насладиться их соком, попадающим в рот. Но этого сока очень мало и, выбросив косточку, можно распробовать остатки, посасывая их у себя во рту. Следом за первой вишней, руки тянутся ко второй, к третьей, к четвертой, пока их мякоть не наполнит рот до отказа, а сок не польется внутрь, обволакивая горло. Кейти обожал вишни. И за раз мог объесть треть дерева. С этими вишнями у него ассоциировались только губы Имайи. Такие же багровые, маленькие и сочные. А когда он к ним прикасался, всегда становилось мало. Постепенно они наполняли рот, будто наливаясь соком. Этот сок можно было попробовать на вкус и потом проглотить. Ранние вишни всегда были более кислыми и их сок «вязал» рот, заставляя губы кривиться. Ранние вишни — это губы Имайи, покрытые слезами. Их вкус всегда вяжет рот, заставляя язык неметь, а губы кривиться от того, что больно ощущать привкус горечи на ее губах. Поздние вишни — самые спелые. Они более крупные, чем остальные, и самые сладкие. Поздние вишни могли треснуть в руке и измазать ладонь своим соком. Кейти любил слизывать этот сок со своих рук, наполняя рот треснувшими вишнями. Поздние вишни — это губы Имайи, испытывающей желание. Они наполняют рот вместе с языком, с которого Кейти слизывает сок, и прикусывают его губы, побуждая Кейти делать все, что он пожелает. Но бывают и другие вишни. Самые опасные из всех. Перезрелые вишни. Побыв на солнце, их сок начинает бродить. Они такие же сладкие, как и поздние, но если съесть достаточно много, голова начнет кружиться и запросто можно отравиться. Перезрелые вишни — это губы Имайи, утратившей контроль над собой. Он испробовал их всего однажды, когда после праздника урожая у коренных они с Имайей остались в шатре одни. Привкус настойки на этих губах, кружащий голову, смешанный с ее сладким соком, когда только шепот о том, чтобы он продолжал, нарушал вокруг тишину. Вкус рта Имайи оставался внутри и дурманил разум, побуждая губы двигаться вниз, целовать ее кожу и ласкать обнаженную грудь. Этот вкус заставлял его руки раздвигать ноги Имйи и вжиматься в ее лоно своим телом, улавливая призывный ритм движения ее бедер. Этот дурман приказывал губам спускаться вниз, оставляя влажные следы на ее животе. Пальцы касались влаги, что собралась в ней, и тихий шепот сменялся стоном. Желание испробовать другой ее сок, овладевало разумом, затмевая собой все правила и запреты. Губы опускались вниз и пробовали этот запретный сок на вкус. Странная косточка перезрелой вишни, неизвестно как оказавшаяся там. Имайя вскрикивала, когда он пытался забрать ее губами и выгибалась, когда он просто посасывал ее. И сил остановиться не было, и дурман велел продолжать. И когда сдерживаться было уже не возможно и хотелось только одного: войти в ее тело один рывком, — Имайя, вдруг, выкрикнула его имя и начала под ним дрожать. Тогда он подумал, что сделал что-то не так и, подняв голову, встретил ее непонимающий взгляд. То, что она пережила, ее испугало и страх перед тем, что он может с ней сделать, передался Кейти. Этого страха было достаточно, чтобы вернуть ему разум на мгновение, чтобы понять, чем он отравлен. Перезрелые вишни — самые опасные. Перезрелые вишни — это не то, что ему следует есть.

Кейти

приподнялся над обнаженным телом Имайи и только тогда осознал, что вкусил только что перезрелых вишен. Начал с поздних, с привкусом ее желания во рту, и закончил перезрелыми, заставив ее кончить под своим ртом, как тогда, в шатре.

Кейти рванул с кровати в ванную, плотно закрывая за собой дверь и оседая на пол.

— Юга… — простонал он, до боли сжимая свой член в руке, чтобы не дать себе кончить.

— Кейти! Кейти, открой дверь!

Он не ответил. Она стучалась к нему не меньше получаса, пока, наконец, не успокоилась. Была бы его воля, он бы не покидал этой ванной никогда. Но, рано или поздно, выйти все равно придется. И взглянуть ей в глаза, чувствуя свою вину, тоже.

Кейти вернулся в комнату под утро, когда за окном уже начало светать. Она спала на кровати, прикрывшись краем одеяла. Такая спокойная, будто не плакала вовсе, такая красивая, как, впрочем, и всегда. Бросив подушку на ковер, Кейти лег на пол и уставился в потолок. Да, перезрелые вишни — самые опасные. И самые желанные. А это значит только одно: Кейти нельзя их больше есть.

Глава 12

В дверь настойчиво постучали.

— Имайя, сколько еще ты собираешься сидеть в ванной? — закричал Кейти. — Выходи! К нам пришли!

Кейти открыл дверь и впустил Эрику, которая внимательно осмотрев с головы до пят самого Кейти, покосилась в сторону застланной кровати.

— Ты пришла мне новости сообщить или тебя отправили на разведку? — не скрывая сарказма, поинтересовался Кейти.

— В общем так: утром, за завтраком, который вы оба, кстати, пропустили, Террей попытался прочесть мистера Белови.

— И не смог, — тут же подытожил Кейти.

— Дело не в этом. Кажется, Ри Сиа и с ним тоже поработал: раньше мистера Белови Террей читал без труда, а сейчас, — Эрика развела руками в воздухе, — ничего.

— А с родителями вы говорили? Они знают, что это за комната?

— Полагаю, что они знают, но, по каким-то причинам, молчат.

— И что теперь делать?

— Ждать, наверное, — вздохнула Эрика и, обогнув Кейти, присела на стул.

— Имайя, к нам Эрика пришла! Выходи, давай!

— Вы долго спали. Скоро обед, — не удержалась от замечания Эрика.

— Новости от Паолы Найти есть?

— Никаких. Все молчат.

Дверь в ванную распахнулась и вместе с клубами пара из нее выплыла Имайя.

— Привет, Эрика! — поздоровалась она и присела на кровать, опустив глаза в пол.

— Привет, Имайя. Что-то ты грустная. Может, случилось что?

— Ничего, — покачала головой Имайя.

— И даже Кейти тебя не обижал?

Имайя подняла голову и посмотрела на Кейти.

— Нет, не обижал.

— Тогда, почему ты такая грустная? — спросила Эрика, которая и впрямь начала беспокоиться за Имайю.

— Вы все считаете, что со мной что-то не так… — пробурчала Имайя, отворачиваясь в сторону.

— Все с тобой в порядке, Имайя, — улыбнулась Эрика.

— Я чувствую, что ты врешь, — прошептала Имайя.

Повисло молчание.

Эрика взглянула на Кейти и, получив одобрительный кивок в качестве согласия, продолжила говорить с Имайей:

— А ты сама как считаешь: с тобой все в порядке или нет?

Имайя подошла к окну и посмотрела на улицу.

— Я… — произнесла она и запнулась, — я не понимаю чего-то.

Было видно, что Имайе тяжело говорить. Ее странная веселость куда-то подевалась, превратив Имайю в грустного ребенка, тоскующего, очевидно, по собственной беспечности.

— Мы все не понимаем чего-то, Имайя, — ответила Эрика.

— Но вы… — Имайя обернулась к Эрике и сжала губы в тонкую линию, — вы теперь не такие, как я…

— Ты так думаешь?

Имайя поднесла ладони к лицу и взглянула на свои трясущиеся руки:

— Верните мне меня… — прошептала она. — Верните мне меня!

Кейти понял, что дальнейший разговор на эту тему Имайе не поможет, а только напугает ее еще больше, чем уже есть сейчас.

Кейти подошел к ней и обнял, пытаясь успокоить: