Айша
Шрифт:
– Давай уйдем с дороги, – наконец обратился мой сосед по этажу к девочке, легонько подтолкнув ее рукой в сторону тротуара.
В ответ на прикосновение Валеры она нервно дернула плечом, после чего беззвучно заплакала, сотрясаясь телом и роняя алмазные слезинки.
– Aйша! Aйша! – вдруг стала причитать девчушка над пушистым трупиком, повторяя одно только незнакомое нам слово.
Скорее всего, это была кличка кошки, поэтому заметно растроганный Леня из самых лучших побуждений пьяно выпалил:
– Успокойся! Подарим мы тебе новую Aйшу, еще красивше этой!
После этих слов девочка тут же прекратила плакать, обвела всех нас немигающим жутким взглядом, от которого у меня по спине пробежали колючие мурашки, а затем с нескрываемой злостью
– Ладно, поехали. Ничего с этой нерусью страшного не произошло. Поплачет и перестанет…
Констатация того факта, что физически ребенок цел и невредим устроила всех нас, поэтому мы как по команде поплелись к стоящей с распахнутыми дверьми машине, но едва успели сделать несколько шагов, как услышали громкий возглас девочки на чистом русском языке без малейшего акцента:
– Вы все скоро сдохнете! Все до единого!
Казалось, будто брошенное вдогонку зловещее предупреждение камнем ударило мне в спину, но я даже не обернулся и вместе с остальными продолжил идти молча прочь от пешеходного перехода.
За руль Леонид больше не рвался, поэтому оставшуюся часть пусти вести автомобиль снова пришлось мне. Купив по дороге выпивку с закуской, мы вскоре оказались в холостяцком бардаке убогой однушки, словно изначально спроектированной в качестве рюмочной для типов вроде нас. Во время пьяного застолья я с удивлением узнал, что всем троим моим собутыльникам к восьми часам следующего утра следует быть на вагоноремонтном заводе, где они работали в одной бригаде. За незанавешенным окном уже вспыхнули во тьме гирлянды огней на соседних домах, а Валера, Валентин и хозяин квартиры продолжали рьяно налегать на спиртное, кряхтели и морщились после каждой выпитой рюмки, сокращая интервалы между ними до минимума и частенько забывая о нехитрой закуске. Первым начал клевать носом Леонид, еще на лавочке выглядевший из них самым поддатым, в связи с чем пришлось общими усилиями уложить хозяина на придвинутую к обшарпанной стене тахту.
– Ему сейчас так тяжело, так плохо, – бормотал мне позже сосед Валера на ухо, безуспешно борясь с икотой задержкой воздуха в легких. – Представляешь, сошелся с одной стервой, взял по ее просьбе в долг приличную сумму якобы для срочной операции, хотя у самого два непогашенных кредита. Она же их быстренько растранжирила и вернулась к своему бывшему хахалю. Если, конечно, вообще от него уходила.
Я понимающе кивал, хотя откровение собутыльника мне было по барабану, поскольку уже успел наклюкаться до состояния, в котором если и могло проснуться сострадание, то исключительно в виде жгучей жалости к себе любимому.
– Не сгущай, решит Леня свои проблемы! – встревал сверкающий линзами очков и круглой плешью Валентин, уловив, о чем мне толкует сосед. – Вот если бы он сегодня вместо кошки ту чучмечку переехал, тогда бы действительно хана! Причем всем нам. Все-таки ребенок, да еще на пешеходном переходе, а он вмазанный за рулем…
Мне оставалось только согласиться с его вполне справедливым замечанием и мысленно благодарить Судьбу за то, что в очередной раз беда прошла мимо. С определенного момента наша пьяная болтовня стала проходить под аккомпанемент прерывистого храпа уснувшего хозяина, отчего с каждой новой рюмкой я обнаруживал все меньше смысла в приглушенном бормотании Валеры, лишь реплики изредка встревающего Валентина помогали понять, о чем толкует сосед. Подобное общение вызывало у меня только зевоту, а когда стало совсем в тягость, я сослался на боль в спине и со сбивчивыми извинениями перебрался в единственное кресло напротив телевизора, где вскоре благополучно уснул мертвецким сном. Через какое-то время в темную яму забытья стал просачиваться сигнал от переполненного мочевого пузыря с требованием немедленно опорожнить собственный
Проснулся я от яркого света потолочной люстры и возбужденного гомона, доносящегося откуда-то с кухни или прихожей. Комната была пуста, однако мгновение спустя в нее влетел взъерошенный Валера и ринулся ко мне.
– Вставай, вставай, – стал трясти он меня за плечи.
– Пожар, что ли? Где все? – сонно пробурчал я, протирая глаза.
Меня уже мутило, в животе росла смутная тревога, жутко хотелось пить, во рту будто нагадили кошки, а от одного вида недопитой бутылки водки на столе возникал рвотный рефлекс. Однако по своему многолетнему опыту романа с алкоголем я знал, что именно в этом прозрачном сосуде сейчас хранится мое избавление от до боли знакомых симптомов начинающего похмелья.
– Вставай, вставай скорее, – суетливо повторял Валера, и вдруг сказал то, отчего мне пришлось словно ошпаренному моментально вскочить с кресла: – Леня повесился. Встал посреди ночи, пока мы дремали, пошел в ванную… Обнаружили только сейчас.
– Как он!? – задал я глупейший вопрос по причине своего шокового состояния.
– Срезали уже холодного. Сейчас надо в скорую и ментовку звонить, хотя медики сами ментам сообщат. А ты давай – ноги в руки и дуй домой. Не то потом показания ментам замучаешься давать. Оно тебе нужно?
– А вы с Валентином как же? – вырвалось у меня.
– Мы его друзья. Знаем, что сказать, – неопределенно ответил сосед по этажу, подталкивая меня в сторону прихожей.
Выйдя из комнаты, я увидел лежащего на пороге ванной Леонида с устремленным в потолок застывшим взглядом на абсолютно бескровном лице. Брови его были страдальчески сложены домиком, синюшные губы приоткрыты, меж зубов торчал кончик языка. Короткую шею ближе к нижней челюсти окаймляла двойная бурая полоса, рядом с телом валялась бельевая веревка, ощущалось зловоние испражнений. Стоявший ближе к кухне Валентин безостановочно стучал по кнопкам своего древнего телефона, совершенно не обращая внимания на мое появление. Подгоняемый соседом, я наспех обулся, набросил куртку, и вскоре вышел из подъезда в холод ночной улицы.
Прежде чем сориентироваться в незнакомом месте, мне необходимо было справить малую нужду, для чего сгодился неосвещенный участок за домиком трансформаторной подстанции. Испытав минутное облегчение, я вернулся под тусклые фонари и поковылял вдоль длинного ряда машин, где ближе к выходу со двора белела припаркованная мною накануне легковушка Леонида. Вид автомобиля самоубийцы отозвался во мне смутными чувствами опасности и какой-то фатальной обреченности, к которым добавилась оторопь, когда, поравнявшись с ним, я обнаружил на капоте темную кошку с хищно блестящими во мраке глазами. Известно, что эти своенравные животные иногда не прочь погреться от теплого двигателя, однако легковушка покойного Леньки давно остыла. «Чертовщина какая-то, – подумал я. – Прямо как в романах Стивена Кинга. Задавленная кошка, проклинающая нас цыганка, или кто она там есть, повесившийся виновник происшествия. Следующие мы?». Заданный самому себе вопрос засел в голове и вскоре стал казаться мне не таким уж идиотским, рождая в воображении картины собственной безвременной кончины одна ужаснее другой. Тем временем я дошел до ближайшей от дома Леонида остановки общественного транспорта, но так как ждать автобус в три часа ночи было глупо, не задерживаясь возле нее, побрел по тротуару вдоль проезжей части в надежде найти по дороге круглосуточный магазин. Первым делом мне следовало унять разыгравшуюся тошноту и только потом вызывать такси без опаски изгадить во время поездки его салон содержимым своего желудка.