Айвазовский
Шрифт:
Во время одного из сражений в феодосийский дом Айвазовского попадают два снаряда, уничтожив часть фасада и разбив в гостиной мраморные бюсты Айвазовского и Пушкина. Слава богу, никого из семьи Айвазовских, согласно документам, в это время не было дома. 2 января 1878 года на съемную квартиру в Петербурге, занимаемую художником Айвазовским, пришла телеграмма командующего войсками Одесского военного округа: «В дополнение телеграммы № 5 доношу, что после 12 1/ 2часов бомбардировка турками Феодосии не возобновлялась, а в седьмом часу броненосцы отошли на запад. В доме Айвазовского бомба пробила две стены и разорвалась в зале».
Айвазовский бессмертный — потому что он уже пережил одну смерть, решили друзья художника.
Но едва только отгремели последние залпы, Айвазовский
Влюбившаяся в Ивана Лазарева Жанна уже видела себя женой молодого человека, к которому благоволил ее отец, но неожиданно была мягко, но властно отозвана матерью в Одессу и обвенчана с морским офицером Константином Арцеуловым.
Одна только Александра вместе с мужем Михаилом Лампси и сыном Николаем поселяются в Феодосии у Айвазовского. Для их нужд художник выделяет пол своего дома, обещает в будущем отписать одно из имений в Крыму в Баран-Эли, Шейх-Мамае, Роман-Эли, Отузы — любое на усмотрение семьи Лампси.
В 1878 году с согласия дочери Елены Латри, сразу же после войны и ремонта в доме, Айвазовский привозит в Феодосию трехлетнего внука Михаила Латри, видя в мальчике свое продолжение. Впрочем, мальчика воспитывают слуги, сестра художника и Александра, сам же Айвазовский как обычно в делах и походах. При этом его никак нельзя обвинить в черствости — для Мишеньки он делает все, что возможно, и даже свыше этого, просто не дело известному художнику на склоне лет изображать из себя няньку для малолетки. Обучать своих внуков он будет, и сделает это отменно, мы еще вернемся к этой теме.
В том же 1878 году Айвазовский предпринимает путешествие в Голландию, во Францию и Германию. Во Франкфурте в течение месяца, он написал около десяти картин, из которых получилась отличная выставка. То, что не удалось продать во Франкфурте, Иван Константинович отправляет на выставку в Мюнхен, сам же держит путь в Штутгарт, где в декабре у него запланирована выставка в пользу бедных.
В феврале 1879 года, будучи в Мюнхене, Айвазовский пишет П. Ф. Исееву о молодой художнице Сперехиной, работы которые видел там: «Она уже несколько лет в Мюнхене и сделала большие успехи, заслуживает вполне, чтобы у нас обратили бы (на нее) внимание, и так как родители ее, которые живут у нас в Феодосии, люди небогатые, то было бы большим для нее счастьем, ежели бы из каких-нибудь сумм могли бы уделить ей хотя бы года на два самую незначительную сумму ежемесячно. О ней в прошлом году ходатайствовал наш здешний посланник П. Н. Озеров, но ничего им не удалось, да и неудивительно, ничего из ее трудов не прислали в Академию». Читая такие письма, лишний раз благословишь судьбу, пожелавшую, чтобы Айвазовский родился и вырос в бедной семье, что прочувствовал на собственной шкуре униженное и часто безнадежное положение человека талантливого, но не имеющего средств заявить о себе, пробить собственную дорогу, добиться чего-то в жизни.
1879 — тяжелый год в жизни Айвазовского. Умирает брат Гавриил, с которым Иван Константинович был очень близок и часто навещал его сначала в Мхитаристском монастыре Св. Лазаря в Венеции, а затем в Париже.
Отчитываясь 30 апреля 1879 года о своей творческой деятельности во время поездки за границу П. Ф. Исееву, Айвазовский пишет: «…знаки ордена Фредерика и грамота получены были мною еще в Штутгарте. За границей я написал несколько картин. Две из них будут выставлены в Париже на обыкновенной годичной выставке, и три картины оставлены мною в Мюнхене для предстоящей международной выставки, которая откроется там 1-го июля этого года. Из заграницы вернулся я 15-го марта и в настоящее время приготовляюсь начать картину, изображающую Христофора Колумба во время открытия Америки, довольно значительной величины». Для серии картин на тему экспедиции Колумба Айвазовский специально ездил в Геную.
И вот теперь, продолжая работать как заведенный, из письма Айвазовского к В. П. Гаевскому [260] от 26 августа 1880 года мы знаем, что сразу же по приезде он занялся картиной на тему «Пушкин в Крыму». Иван Константинович воспитывает будущего художника — своего родного внука, гуляя с ним и приучая видеть красоту природы. Старый и малый — соседи то и дело видят их то возле Генуэсской крепости, то на берегу моря, а то и бродящими по узким крутым горным тропкам,
260
Гаевский Виктор Павлович (1826–1888) — литератор, историк литературы, друг Герцена, Тургенева, Некрасова.
Отдыхая от трудов праведных, дед и внук ведут неспешную беседу, мальчик рассказывает о своих друзьях, о щенке, которого Иван Константинович обещал в ближайшее время забрать для внука у соседей. Щенка уже дня три как выбрали из четырех точно таких же коричневатых комочков. Выбрали окончательно и бесповоротно, заранее решив назвать нового члена семьи Рекс. Теперь новое дело: каждый день бегать через дырку в заборе к соседям, интересоваться, насколько за ночь вырос будущий питомец. Уточнять, большим ли вырастит пес? И насколько большим? Миша понимает, что все эти сведения архиважны для деда, и только скромность и нежелание выглядеть перед соседями как какой-то шалопай не позволяют ему тоже лазить через дырку. Поэтому Миша и старается за них обоих, то и дело исчезая из двора Айвазовских в соседские владения, там, где под крыльцом пестует своих деток здоровенная серая Сатара. Собаченция неопределенной породы, но с покладистым характером и дивно-красивой разноцветной шерстью.
Захлебываясь, Миша рассказывает о новом щенке, и дед не мешает ему, время от времени задавая вопросы, соглашаясь с необходимостью построить новую будку, выкрасить которую разными цветами обещает мальчик.
Потом они вместе валяются на траве, смотря в небо, купаются — любимое занятие старого художника, и когда уже совсем выдохлись, Миша просит дедушку рассказать ему сказку.
Дед — старый волшебник — знает множество интереснейших историй, да не каких-нибудь, а все о крымской земле. Это волшебные истории, потому что, когда дедушка рассказывает о Ялте, после ничего не стоит упросить его отвести любимого внука в эту самую Ялту, дабы повторить повесть еще раз, но теперь уже на месте. Миша так лучше запоминает. Ну и искупаться там, конечно, как без этого.
Как почувствует маленький хитрец Миша, что дед его новую историю в закутках памяти шукает, так и сам задумается, куда еще не ездили они вместе? Ну, ясное дело, чтобы было, где порезвиться, а дедуле важно ходить да на местные достопримечательности показывать. Дед — рассказчик заслушаешься. Мише же двойная польза. Ах вот, нашел. Не далее как вчерась новая служанка говорила, будто бы недалеко от ее родной деревни скала приметная возвышается — каменная кошка. Нет, не каменная, а окаменевшая. Так Сонна сказала, точно так. И будто бы даже не кошка, а дьявол, превратившийся кошкой, да и окаменевший в этом образе. Мише хочется быть кошкой, полазить по деревьям, поохотиться, а какие кошки прыгучие. Но окаменевшей кошкой, да еще и кошкой-дьяволом… Сонна баила, будто бы кошка поднимается ночью, выгибая свою каменную спину, так что лес встает дыбом. Хотя леса там давно уже нет, вычесала его старая каменная кошка, точно лишний пух. Может, про эту самую кошку дедушку расспросить. Не опасно ли будет поехать, да и Сонну свозить, с родными повидаться? Она ведь ничего — новая мамина прислужница, и не ябеда вовсе, и добрая, всегда рада с детьми поиграть да сладостями одарить. Решено. Пусть будет про кошку.
— Дедушка? — отрывает Миша Ивана Константиновича от его размышлений. — А ты знаешь про каменную кошку, что в Симеизе?
— Про кошку, деву и монаха? — оживает Айвазовский. — Конечно знаю. Хочешь послушать?
— А правда, что та кошка на самом деле дьявол? — Миша пытается было пойти на попятную, но любопытство сильнее его.
— Правда, внучек. Ну, так рассказывать?
— Рассказывай. — Мальчик поудобнее устраивается, положив голову на колено Ивана Константиновича, позволяя тому гладить курчавую головку.