Айвазовский
Шрифт:
Двадцать третьего ноября вся эскадра Нахимова вернулась в Севастополь. Россия восторженно приветствовала героя Синопа. Корнилов, поздравляя друга, воскликнул:
— Битва славная, выше Чесмы и Наварина! Ура, Нахимов!
На все выражения восторга Нахимов отвечал:
— Михаил Петрович Лазарев, вот кто сделал все-с!
Подобно тысячам русских, писавших в эти дни Нахимову, послал взволнованное письмо герою Синопа и Айвазовский. Но художник знал, что для адмирала дороже любых проявлений восторга и дружеских чувств будет, если он кистью запечатлеет подвиг русских моряков при Синопе.
И
Кое-что подсказал и Архип. Вот уже несколько дней, как старик чувствовал себя лучше, и Айвазовский перевез его к себе. Иван Константинович уговорил старого матроса окончательно поселиться у него.
Теперь по утрам Архип сидит в углу мастерской в глубоком кресле и вспоминает корабль «Марию», на котором служил долгое время. В Синопском бою «Мария» была головным кораблем в русской эскадре. Он принял на себя главный огонь турок. После сражения корабль был весь пробит ядрами, ванты почти все перебиты. На «Марии» оказалось больше убитых и раненых, чем на других кораблях.
В капитанской рубке «Марии» находился Нахимов. Отсюда руководил он сражением… Адмирал стоял со сдвинутой на затылок фуражкой, черный от порохового дыма, в мундире, забрызганном кровью…
Айвазовскому страстно захотелось написать портрет Нахимова. Он оставил работу над картиной о Синопском бое и отправился в Севастополь. Там царил такой же восторг, как в первые дни после победы. Воодушевление жителей черноморской столицы укрепило Айвазовского в намерении скорее приступить к портрету Нахимова. Но как только Иван Константинович заговорил об этом с Павлом Степановичем, адмирал наотрез отказался позировать. И как ни упрашивал художник, Нахимов оставался непреклонен в своем решении. Зато адмирал охотно возил художника по кораблям и рассказывал подробности Синопского сражения.
Художник подробно расспрашивал о сражении офицеров и матросов. Он даже посетил раненых героев Синопа, лежавших в севастопольском госпитале. Когда Айвазовского подвели к изувеченному взрывом матросу Антону Майстренко и стали рассказывать о его смелости, матрос, забыв о своих страданиях, восторженно заговорил:
— Нахимов — вот кто смелый!.. Ходит себе по юту, да как свистнет ядро, только рукой, значит, поворотит: туда тебе и дорога…
В Севастополе Айвазовский встретился и долго беседовал еще с одним героем тех дней — командиром парохода-фрегата «Владимир» капитан-лейтенантом Бутаковым. За тринадцать дней до Синопской битвы «Владимир» у анатолийского побережья одержал победу над турецким пароходом-фрегатом «Первас-Бахри» и привел его на буксире в Севастополь.
1854 год. Шла Крымская война. В марте Англия и Франция официально объявили войну России.
В конце мая в Севастополе, столице Черноморского флота, Иван Константинович Айвазовский открыл выставку своих картин о великих победах черноморцев. Художник привез пять новых работ: «Синопский бой днем», «Синопский бой ночью», «Начало
Эти картины должны были воодушевить моряков на новые славные подвиги. Так понимал цель выставки художник-патриот. Он не ошибся: в зал Благородного собрания, где были развешаны картины, невозможно было пробиться — столько оказалось желающих посмотреть. Многие зрители приходили на выставку по нескольку раз. Пришел на выставку и Павел Степанович Нахимов. Он долго стоял перед картинами о Синопе.
На первой было изображено начало сражения, когда некоторые неприятельские корабли только начали гореть, а один фрегат был взорван. Вторая картина изображала ночь после боя: город в пламени и отблеск пожара освещает русскую эскадру, стоящую на месте недавнего сражения.
Пожимая Айвазовскому руку, Нахимов произнес:
— Картины чрезвычайно верно сделаны. Удивляюсь, Иван Константинович, вашему гению… Столько лет знаю вас, но не могу постичь, как можно, не будучи на месте, так верно все изобразить… Непостижимо!..
Айвазовский уезжал из Севастополя в воскресный день. Казалось, весь город высыпал на Приморский бульвар, так было много там гуляющих. Играли военные оркестры. Художник долго глядел на памятник капитан-лейтенанту Казарскому. На нем была надпись: «Казарскому. Потомству в пример».
Начиналось лето 1854 года. Кто мог бы подумать, что этому городу предстоят тяжкие испытания.
Последнее, что запомнил Айвазовский в Севастополе, — парусные корабли в Южной бухте.
…Все лето Айвазовский жил в беспокойстве. Англичане после победы русского флота в Синопском заливе не скрывали своих намерений. Они открыто заявили, что надо уничтожить Севастополь.
К началу Крымской войны Севастополь совершенно не был защищен со стороны суши. Все требования Нахимова и Корнилова укрепить город командующий Крымской армией князь Меншиков постоянно отклонял. Противник решил этим воспользоваться. В начале сентября 1854 года неприятель высадил десант в районе Евпатории. Англичане и французы надеялись берегом моря быстро добраться до Севастополя и без труда овладеть им. Но 8 сентября произошло кровопролитное сражение на реке Альме. В этом бою у врага был перевес в технике и в людях. Русские часто переходили в штыковой бой и уничтожили немалое число врагов. И хотя англичане и французы победили, но идти прямо на Севастополь опасались. Они обошли его с южной стороны и окружили. Началась осада. Укрепление и оборону Севастополя взяли на себя Нахимов и Корнилов.
Одиннадцатого сентября моряки и севастопольские жители оплакивали гибель славных парусных кораблей Черноморского флота: их затопили, чтобы закрыть вход в бухту неприятельскому флоту.
Моряки с кораблей составили батальоны морской пехоты. Севастополь решил сражаться до конца. Отступать было некуда: позади — море, а впереди — вражеская десантная армия.
Опасность угрожала не только Севастополю, но и всему Крымскому полуострову. 21 сентября высадился десант в незащищенной Ялте. Два дня продолжался в городе невиданный грабеж. В Феодосии забеспокоились. Домашние уговорили Айвазовского уехать. Он перебрался с семьей в Харьков.