Азарт среднего возраста
Шрифт:
Что чувствует Андрей, она не знала.
– Я обидела тебя? – не глядя на него, спросила Ксения.
– Нет, – коротко ответил он.
«Ведь ни слова тебе не сказала, – мелькнуло у нее в голове. – Что люблю – не сказала… Да разве люблю? Нет. А ты молчишь. Как будто так и надо».
– Как ты хочешь, так и надо, – сказал Андрей.
Ксения вздрогнула: он словно подслушал ее мысли.
– Я никак не хочу… В этом вся беда. У меня нет желаний.
Она наконец взглянула на него. В комнате стоял полумрак: перед тем как расстелить для себя и Андрея
Его глаза были совсем рядом. Он лежал на боку и смотрел на нее почти в упор. Ксения и раньше заметила, что все чувства выражаются у Андрея только в глазах, лицо же остается неподвижным, что бы ни происходило у него внутри. Наверное, его лицо было таким изначально, как у многих поколений его предков, вся жизнь которых проходила на ветру и морозе.
Обиды, как Ксения опасалась, в глазах у Андрея не было. Он смотрел печально, но спокойно.
– Мы с тобой разные, – то ли в ответ на ее слова об отсутствии желаний, то ли так, сам по себе, сказал он. – Я думал, ляжем вместе, и все само собой получится. Нет, не получилось.
Ксения понимала, о чем он говорит все с тою же детской его прямотой. Она бросила на него благодарный взгляд и коротко, едва коснувшись, погладила его по гладкой, поблескивающей от пота груди. И сразу отняла руку – не отняла даже, а отдернула. Ей не хотелось к нему прикасаться, и с этим ничего нельзя было поделать.
Телесно все у них получилось, как и должно получаться, когда мужчина и женщина в самом деле ложатся вместе в кровать. Андрей был молод, крепок, и желание его было сильным, в отличие от Ксенииного. Ну так ведь она и прежде не принимала во внимание своих желаний. То есть не всех желаний вообще, к ним-то она как раз прислушивалась очень внимательно, а вот именно тех, что лежали в телесной сфере. Даже Игнат, которого она любила с самой большой страстью, на какую вообще была способна, – даже он не смог разбудить в ней той отдельной силы, которая сама собою соединяет женское тело с мужским.
Так что одного Андреева желания и ее готовности на его желание отвечать оказалось достаточно, чтобы все у них получилось как надо.
Ласкать женщину он, правда, совсем не умел. Но Ксении это было и не нужно. Зачем, если тело все равно молчит? И так ли уж важно в этом случае, гладит мужская рука твою грудь с осторожной лаской или сжимает ее с совершенной необузданностью? Ксения помнила ту ласку, что стояла у Андрея в глазах, когда он просто смотрел на нее, и этого ей было достаточно.
А во время телесной любви глаза у него были закрыты. И торопился он – может, думал, если будет двигаться поверх ее тела побыстрее, то доставит ей удовольствие. А может, ни о чем не думал, просто делал то, что подсказывала плоть.
Ксения же широко открытыми глазами смотрела в его лицо. Оно было неподвижно, как у индейца на картинке в детской книжке Фенимора Купера. Только губы были закушены, и от этого ей казалось, будто Андрей выполняет какую-то тяжелую работу. Но она ошибалась, конечно. Ему приятно было с нею, в этом не стоило сомневаться. Во всяком
По счастью, все это закончилось довольно быстро. То ли у Андрея давно не было женщины, то ли он вообще не обладал той мужской неутомимостью, которой обладал Игнат, но уже через несколько минут Ксения вздохнула с облегчением, потому что он задергался на ней, сильно сжал ее плечи – и замер.
Она полежала еще немного, потом осторожно подтолкнула его снизу. Андрей понял – лег рядом, чуть отодвинувшись. Поцеловать ее он не попытался. Может, не знал, что это нужно. Да ей это было и не нужно.
И вот тут ей наконец стало стыдно. Так стыдно, что щеки занялись пожаром! Чем ответила она на его чистый порыв, которого он не умел выразить словами, но который в глазах его стоял так ясно, что растаяло бы даже ледяное сердце? Какими-то пустыми, бесчувственными движениями, которые не в сердце у нее родились, а только в голове! Да и может ли что-нибудь рождать ее сердце?
– Прости меня, Андрей, – глухо, сквозь вставший в горле ком, проговорила она. – Прости, если можешь.
– Не надо так говорить. – Он положил руку ей на голову, пошевелил пальцами. Как будто хотел погладить, но не решился. – Может, мы с тобой не все знаем.
– Что – не все? – не поняла Ксения.
– Зачем все нужно, этого не знаем. У саамов есть такие камни, называются сейды. Зачем они лежат, простые люди не знают. Говорят, они судьбу предсказывают. Люди им молятся поэтому. А может, они для чего-нибудь другого появились. Так и мы с тобой. Не знаем, для чего встретились.
Едва ли ему были привычны отвлеченные рассуждения: он говорил медленно, подбирая слова. И глаза у него стали растерянные. Потом он отвел глаза и встал, неловко прикрываясь одеялом. Ксения отвернулась, чтобы не смущать его, пока он одевался.
– Куда же ты пойдешь? Ведь ночь…
Она сказала это, услышав, как звякнула дверная щеколда; Андрей уже стоял у двери.
Слова ее прозвучали вяло. Ей не хотелось, чтобы он остался.
– Ничего, – сказал Андрей. – Зимой у нас всегда ночь. Метель кончилась. Можно идти. Ксения… – Он помедлил у двери, потом сказал: – Ксения, ты меня не забывай совсем. Ты живи, живи, как тебе надо, – торопливо добавил он. – Но всего меня не забывай.
Еще раз звякнула щеколда, хлопнула дверь. Что значили последние его слова? Ксения не знала. И что ей с этими словами делать, не знала тоже.
Глава 10
– Не следишь ты, Ксёна, за девкой своей.
Наталья посмотрела так сурово, что Ксения невольно почувствовала себя провинившейся девчонкой, которую отчитывает наставница. Хотя наставницей Наталья ей не была, да и не напрашивалась. Этой высокой статной женщине смолоду была присуща та же сдержанность, что и всем поморам. Вдобавок ее отличала и особенная варзужская манера. Не зря же варзужан по всему Беломорью звали фараонами за их привычку грести, стоя во весь рост на маленькой лодке-поезднице. Так и говорили: «Фараон на колеснице, что варзужанин на поезднице».