Азартные игры высшего порядка
Шрифт:
— Я не нарисована, — сказала она.
Он взял ее за плечи. Крепко. И в этот момент вновь до боли напомнил отца — этим жестом, общим выражением — жестким, почти болезненным от ее непонимания.
— Слушай, Чарли… Чар… К черту Игру. Тебе ее не взять. Хочешь начистоту? Я боюсь за тебя. Знаешь, что значит встать на пути паровоза? Им все равно и даже на руку. Игра станет более азартной. Может быть, затянется. Ты — достаточно сильная фигура, чтобы это обеспечить. Но тебя, тебя же перемелет в клочья!.. Я этого не хочу. Слушай. И не смей возражать. Все будет нормально. Игра закончится, кто-то в ней рано или поздно выиграет. И ты вернешься в свой мир. Все будет по-прежнему, я тебе обещаю. Не исключено даже, что воскреснут твои родители, все может быть. Только будь хорошей девочкой. Просто играй. Хочешь —
— Почему? — спросила Чарли. Как самая обыкновенная дура, и она сама это понимала.
— Потому что я тебя люблю, — сказал он.
Она не решалась поверить в услышанное — чего не скажешь под влиянием момента? Такой крутой парень! Меня любит!.. Спокойно. Меньше фанатизма. Еще меньше. И закрой рот. Не забывай, что ты не менее крута. Наконец она сказала:
— Если любишь, обещай, что не будешь мешать.
— Обещаю мешать, — сказал он.
— Во имя Игры? Или ради спасения человечества?
— Игре ты вреда не причинишь. Спасать человечество я не берусь. А вот тебя из-под паровоза выхвачу. Уж постараюсь.
Не поможет. Нет, хуже: будет мешать. Предполагаемый союзник — сильный союзник — внезапно превращается во врага, и все благодаря — кто бы мог подумать? — его к ней симпатии. Такого поворота она не ожидала. Как теперь поступить, чтобы изменить ситуацию в свою пользу? Сделать так, чтобы он ее возненавидел? Передумал бы спасать и предоставил своей судьбе. Возможно, стоит попробовать.
Вокруг немного потемнело: рябь пошла широкая, с черными прожилками. Леха, глянув по сторонам, сообщил:
— Время на исходе. Ты меня уже целовала. Теперь моя очередь. — Он притянул ее за шею и поцеловал в угол рта.
Сердце прыгнуло, забилось больно: «Сейчас, давай!» Она толкнула его обеими руками в грудь, но он держал, не отпуская. Тогда она ударила его по лицу — раз, другой, стала лупить.
— Пусти! Я тебя не люблю, ясно! С тебя все началось! Тебе это нравится, вся эта кровь, подлость, ты тут как рыба в воде! Может, ты все это и придумал?!
Он отпустил, вытер кровь, закапавшую из носа.
— Неужели я тебе так нравлюсь? Вообще-то я догадывался…
— Не смей больше появляться! — Чарли задыхалась, кровь ударила в лицо. — Не желаю тебя видеть! Никогда!
— Завтра, — сказал он. — Нет, уже сегодня. Днем. Я тебя найду.
— Не утруждайся. Сделай милость, считай, что я умерла!
— Идет. Я буду считать это заказом на «живую воду».
Чарли вспомнила, что он должен принести выкуп от Лидера за информацию о Ключе, и хотела объяснить, куда он может отправляться вместе с Лидером и с заказом, но тут окружающая рябь нервно замигала. Леха развел руками: мол, хотелось бы мне вас выслушать, душа моя, да не судьба.
Рябь прошла, а вместе с ней исчезла и кабина лифта: картина вокруг сменилась, словно кто-то переключил программу — не составляло труда догадаться, кто именно: его возможности были поистине впечатляющими, но ее они теперь скорее удручали — вот дурочка, надеялась, что он от всего этого откажется, что будет действовать заодно с ней.
Как же, с такой-то всемогущей ролью! Посредник! Почти Игрок! Почти. Почти?..
Сейчас они сидели рядышком посреди крыши, на той самой зеленой посадочной площадке. А вокруг творилось такое!.. По крыше был разбросан народ — большинство в лежачем положении, но некоторые сидели, а единицы, самые смелые, даже осмеливались делать перебежки. Вместо шикарного лядовского флаера поблизости валялась гора металлолома, измятого, как большой конфетный фантик. Там, где раньше стояла надстроечка в виде пагоды, из дыры в крыше торчали обломки: домик, похоже, был сначала раздавлен, а затем старательно утрамбован в отверстие, над которым ранее возвышался. Что касается маскировочного куба, накрывавшего клетку, то на его месте остался только «шкафчик» с сердечком, непонятно как уцелевший после стольких сотрясений, в то время как ни о клетке, ни тем более о маскировке и помина не было. Виновником погрома являлся громадный звероящер, привалившийся к дому, обнявший его, как любимую бабушку, передними лапами, не такими уж, кстати, и коротенькими, вопреки общим представлениям о передних конечностях звероящеров. Дом был ему аккурат по грудь, так что голова чудовища
— Не бойся, — сказал Леха, поднимаясь на ноги. — Она не убивает людей.
— Она?.. — Чарли подняла глаза, вгляделась: звероящер замер, склонив огромную вытянутую морду, только поводил туда-сюда коричневым зрачком, печальным, как у лошади. По морде, что ли, он пол определил?..
Леха стоял как ни в чем не бывало, оглядываясь. Но между прочим ответил через плечо:
— Долгая история. Знаю.
Чарли предпочла бы забиться в какую-нибудь щель и переждать, пока эта грандиозная «она» не уберется восвояси, но поскольку щелей поблизости видно не было, а если бы и нашлись, то наверняка уже кем-то занятые, она тоже встала: где-то на этой крыше находился Ник, и надо было его искать. Она тоже огляделась и, мужественно презрев звероящера, решив пока его не замечать, позвала Ника. Зов получился слабый, дрожащий, он потонул в окружающем шуме. Леха покосился с выжиданием, насмешливо. Тогда она набрала воздуха и стала орать, надрываясь — оказалось, что это здорово заглушает страх.
— Ники!!! Ты где?!! Вылезай!!! Не бойся!!! Не кусается!!! — Теперь она горланила на совесть — все, кто находился на крыше, испуганно оглянулись. Вспомнив других членов команды, она проорала еще от души: — Лобстер!!! Кри-и-ис!!!
Она кричала бы и кричала, но Леха тронул ее за руку: три знакомые фигуры уже бежали со стороны разрушенного домика, оглядываясь и пригибаясь, как при обстреле. Услышали! Еще бы! Но и звероящер, то есть, если верить Лехе, звероящерица, а еще точнее драконица, судя по всему, ее услышала, потому что тоже «обернулась» с явной заинтересованностью, нагнув боком голову, вызывая каждым своим движением мелкие сотрясения здания под ногами, задами, коленками и пузами обитателей крыши — в зависимости от положения каждого. Бежавшая только что троица оказалась на пузах. Чарли с Лехой устояли на ногах, хоть и не без труда, оба задрали вверх головы. Неплохо все-таки иметь под боком надежную опору в виде мужчины, пускай и маленького против такой горы мяса, зато смелого, мало того, почти всемогущего. Это бодрит.
Дракон разглядывал их одним глазом: в самой глубине темного глазного яблока зажглась золотая искра, что свидетельствовало, похоже, о пробудившемся интересе к двуногим букашкам, обретающимся на крыше облюбованного им строения; не исключено, что до этого он их вообще не замечал. Леха помахал рукой и крикнул, не так чтобы очень громко:
— Привет, Сусличек! Узнала?
Дракон, естественно, не ответил на приветствие, однако обращенный вниз глаз медленно, словно бы утвердительно моргнул. В любое другое время Чарли сочла бы это совпадением, но когда имеешь дело с Лехой… Короче, не приходилось сомневаться, что дракон отозвался на Сусличка. Но предел удивления был достигнут, и даже стало зашкаливать, когда с одного из флаеров, кружащих около драконьей морды, раздался усиленный громкоговорителем голос:
— Малышка, почему ты опять здесь?
Драконица резко подняла голову и стала оглядываться. Здание вновь затряслось, так что Чарли сочла за лучшее присесть, Леха остался стоять, придерживаясь за ее плечо. Над крышей вновь разнесся голос, теперь он стал немного строже, хоть и не утратил ласковых интонаций:
— Отпусти, пожалуйста, дом! Ты же не хочешь его разрушить? — Драконица после этих слов еще крепче обняла дом. Здание шатнулось, Леха чуть не свалился с ног и присел от греха рядом с Чарли. Голос продолжал в упрашивающем тоне: — Светик, детка, ну перестань, мы же обо всем с тобой договорились! — Дракон, он же Сусличек, он же Светик, малышка и детка, затряс огромной башкой. Чарли с Лехой окончательно повалились, ей при этом показалось, что дом наконец не выдержал и начинает рушиться, но он все еще стоял: на редкость прочное попалось сооружение! «Лучше бы они заткнулись!» — подумала Чарли. Было очевидно, что ласковые уговоры только расстраивают звероящера. Но голос вновь зазвучал, еще более мягко: — Хорошо-хорошо, дорогая, стой пока так, раз тебе хочется. Я сейчас разберусь со своими делами, и тогда мы с тобой поговорим. Да? Только будь умницей, стой смирно, не мешай папе.