АЗАЗА
Шрифт:
– Мне не интересно. Мне все равно, – ответил Наум.
Существо, проигнорировав, начало рассказ:
– Больше сотни лет назад наша планета была уничтожена. Спаслось лишь малое количество населения на десятке кораблей, которые устремились в поисках нового дома – планеты, которая нам подойдет для расселения...
Дед Наум хотел что-то сказать, но не стал. Он решил дать существу время выговориться.
– ...И вот, нам попалась ваша планета. И мы очень этому рады. Нам самим питание не особо необходимо. Находясь долгие годы в анабиозе, мы сохраняем энергию для выживания в своих телах. Но у нас есть другая проблема - наш корабль. Он живой. Он обессилел.
– Ваш корабль помрет, если не накормите, что ли?
– перебив, спросил без капли страха старик.
– Да. Его жизнь зависит от тебя. И мы, от лица нашего народа, благодарим тебя, человек, за то, что приносишь себя в жертву. Спасибо тебе, че...
Существо не договорило. Выстрел из ружья продырявил его тело. Существо свалилось на снег. Новый выстрел. Второе существо ослабло и рухнуло. Дед Наум ловко перезарядил свое ружье, не дав шанса оставшимся «вонючкам» спрятаться. Выстрел. Выстрел.
***
В доме стоял отвратительный, неперебиваемый смрад. На газовой плите, с прикрученным металлическим баллоном, в трех десятилитровых кастрюлях варилось странное мясо.
– Что же это за животина такая, вонючая?
– спросила баба Сима у мужа, отрывая остатками зубов вареное мясо от кости.
– Черт его знает, - ответил дед Наум. – Главное - вкусно, а на остальное мне плевать. Мяса нам теперь до весны хватит.
– Помню, ты двух таких по осени приволок. И у тех мясо помягче было, - вставила бабка.
По радио, похрипывая, пел какой-то молодой вокалист. Старуха прислушалась и громко рявкнула, обращаясь к невидимому артисту из динамика:
– Как же тебя зовут-то? Вот помню, что с бабой живешь на двадцать лет старше, а как звать, не помню.
– Да какая тебе разница, Сима?! Все тебе знать-то надо!
– выпалил раздраженно спаситель человечества и добавил: - Меньше знаешь - крепче спишь!
Уроки выживания
Я часто вспоминаю дядю Петю. Хмурого, чудаковатого дедана. Еще бы, именно он научил меня - глупого ребенка, выживать после конца света. Именно он рассказал, как подготовить еду к долгому хранению. А еще, он показал мне убежище, где мы были всегда вдвоем - я и мой мудрый друг…
Холодный, сырой подвал был всегда хорошо освещен. На потолке бетонной комнаты, на толстых проводах висели три патрона с вкрученными яркими лампочками. На стенах наклеены полуистлевшие фото странно одетых женщин, вырезанные из журналов. В одной из них угадывалась певица, держащая микрофон, но имени ее я не мог вспомнить, как бы не пытался.
Я сидел на старом табурете с облупившейся краской, смолил горькую самокрутку и смотрел, как дядя Петя моет, кое-где, подцепившие ржавчину, холодильники «ЗИЛ». Наверно, давно, они были девственно белыми, но время нещадно добавило на них желтизны.
– Вооот, - смачно, почти пропел дядя Петя и добавил: – Чистоган! Вот, Витек, четыре холодильника готовы открыть свои белые пасти, чтобы заглотнуть как можно больше еды! Хе!
– Чистоган! – повторил я и выпустил колечки дыма под потолок.
Дядя Петя ухмыльнулся полубеззубым ртом и спросил:
– Ну, что пацан? Пойдем в столовую готовить еду? Хе!
– Пойдем, – ответил я и пошел следом за моим не молодым другом. Единственным другом на тот момент.
«Столовой» он называл соседнюю комнату - отдельный блок подвала. Она
– Поди сюда, Витек! Ближе. Да, не ссы, пацан!
Я покорно подошел к столу.
– А щечки - то красные, - ухмыльнулся мужчина. – Голой бабы засмущался, пацан?
– Да нет, – возразил я.
– Так да? Или нет? – начал хихикать дядя Петя. – Не видел такого, а? Ну, потрогай, потрогай! Хе!
Я потрогал. На ощупь она была мягкой и сочной. Женщина завизжала, настолько громко, насколько ей позволила грязная тряпка у нее во рту…
Я помню этот день так ясно, будто он был еще вчера. До этого, на столе в «столовой» лежало несколько мужчин. В основном это были грязные пьянчужки, от которых воняло спиртом и мочой. Женщина впервые. Я помню ее: эти глаза полные слез, синяки, разбитая губа с засохшей кровью, сломанный нос. Я узнал ее. Это была…
– Это моя училка литературы, – весело завизжал я. – Тут она совсем не такая злая, как обычно. Тут, на столе она ссыт, а не я!
Я больно ткнул пальцем ей в щеку и засмеялся настолько звонко, насколько могут маленькие мальчики. Маленькие и очень злые мальчики.
В обычной жизни я был изгоем. Глупый, озлобленный одиннадцатилетний мальчишка с торчащими ушами, которого легко обмануть и которым легко управлять. Вот по этому дядя Петя быстро нашел со мной общий язык, он подарил мне трофейный немецкий складной нож, который был добыт во второй мировой, кем-то из его родственников. Моему счастью не было предела, нож казался мне чем-то сказочным, мальчишки обожают такие игрушки. А потом он предложил затянуться папиросой «Беломорканал». Первый раз мне не понравилось: голова закружилась, начало тошнить, горло жгло, и я закашлялся. Так всегда бывает в первый раз. Со временем я втянулся, мне даже понравилось. Так и завязалась наша дружба - старика и ребенка, учителя и ученика.
Дядя Петя рассказывал много историй: об американцах, которые все время пытались развязать войну, о ядерном оружии, о том, как человечество совсем скоро вымрет, о ядерной зиме и, конечно же, о том, как надо запасаться мясом…
Я еще раз ткнул пальцем в женщину, только на этот раз в грудь, около соска. Она снова завизжала. Дядя Петя расставил под столом два пластмассовых тазика, ровно под головой и спиной. Вначале он по-отечески посмотрел на меня, потом повернулся к училке и сказал:
– Сейчас посмотрим, как ты заорешь, когда мой ученик поработает с тобой. Ну-ка, Витек, где твой режик? Помнишь, чему я тебя учил? Хе!
Я подошел ближе и достал нож. Разложив лезвие, облизнулся. Губы пересохли. Так всегда бывало, когда я учился разделывать еду.
– Помнишь про первый удар? – спросил меня мой пожилой учитель.
– Ага, - неловко ответил я. – Первый в шею.
Жертва завопила с новой силой. То, что она услышала, ей явно не понравилось. Новые слезы размывали полосы на грязном лице и скопившуюся в морщинках пыль.