Азеф

Гуль Роман Борисович

Лопухин сидел, как изваяние, молча. Только глаза скользили по Азефу. Оттого, что глаза были проницательны, Азеф, взглядывая в них, потуплял беззрачковые маслины в стол, в стул, в кресло, в сторону.

– Хаим Левит занят организацией массового террора в форме вооруженных демонстраций. Кроме того он занят подготовкой террористического акта первостепенной важности.

– Откуда у вас эти сведения? – сказал Лопухин, не выражая к рассказу, как показалось Азефу, ни интереса, ни доверия.

– Я сам был в Орле,

я объехал несколько городов, – сказал Азеф.

– Так. Мы проверим. И примем меры. Есть у вас еще что нибудь ко мне? – Лопухин взглянул на часы.

– Есть.

– Пожалуйста.

– Готовится покушение на вашу жизнь, – проговорил Азеф, глядя в лицо Лопухину. И несмотря на всю сдержанность директора, заметил, по его лицу пробежала тень. Лицо дрогнуло. Директор не ответил и не менял позы.

– Известно доподлинно, – гнусаво рокотал Азеф, – за вами установлена слежка, террористы выслеживают вас.

– Каков же план? – перебил Лопухин и вдруг его тонкие, искривленные губы выразили нечто вроде улыбки. «Поймал, взял», – думал Азеф, голос его стал тише.

– Террористы следят за вашими выездами с Сергиевской через Пантелеймоновокую на Фонтанку, думают произвести покушение у самого департамента.

– У самого департамента!!? – проговорил, улыбаясь, Лопухин, – да ведь это ж глупее глупого! Азеф пожал плечами.

– Тем не менее это так. Наверное будут стараться произвести покушение там, где представится более удобным при вашем проезде с квартиры в департамент.

Лопухин был бледен, но улыбался.

Азеф был уверен, Лопухин взят.

Лопухин посмотрел на часы: – было четверть десятого.

– Мне пора в департамент, – улыбнулся он. – Больше у вас ничего нет, я вам не нужен?

– Есть у меня к вам личная просьба, Алексей Александрович, – проговорил Азеф. Лопухин уже стоял. Встал и Азеф.

– В чем дело?

– Я просил бы вас прибавить мне жалованье, – Азеф поймал насмешливый взгляд директора и сжался под ним. – Я полагаю, что сведения, даваемые мной, заслуживают…

«Ага, вот где план покушения на мою жизнь», – улыбаясь, подумал Лопухин. – «Этот негодяй лжет, желая получить за это деньги, шантаж».

– Хорошо, я подумаю об этом. Но полагаю, что это не стоит в связи с покушением на мою жизнь? – презрительно рассмеялся Лопухин.

– Думаю, что за мою работу я заслужил больше доверия.

– Нет, нет, я шучу, я подумаю, и думаю, – задержался Лопухин, – что я вам прибавлю, ибо сведения, конечно, интересные, а пока… Прощайте, благодарю вас, – и сам не зная как, Лопухин протянул холеную руку в плавник Азефа.

Застоявшаяся лошадь ждала бегу. Перебирала забинтованными ногами. Когда в дорогом пальто и цилиндре вышел Лопухин, она рванулась, не дала ему сесть. Лопухин впрыгнул находу. Кучер, ударив обеими вожжами, передернул и бросил с места хорошим ходом.

Сергиевской, Литейным,

Пантелеймоновской летели они. Лошадь вымахнула на Фонтанку. «Как просто, бомба и кончено», думал Лопухин, рассеянно смотря на проходящих людей. «Убили же Сипягина». Он почувствовал, что пробежала нервная дрожь и захотелось зевнуть. «Чорт знает, какая ерунда», – пробормотал он, вылезая из экипажа и входя в подъезд департамента полиции, не обратив внимания на поклон галунного, ливрейного швейцара.

23

Азеф шел медленно в сторону Воскресенского проспекта. «Если не дураки, схватят», – лениво думал он, – «дураки, – от кареты не останется щепок». Остановившись, он закурил. Папироса не раскуривалась. Когда раскурил, Азеф, тяжело ступая, пошел, напевая любимый мотив: «Три создания небес шли по улицам Мадрида». С очереди взял извозчика, сказав: «Страховое общество «Россия». И поехал внести страховую премию, за застрахованную в обществе «Россия» жизнь.

24

В «Аквариуме» за бутылками и кушаньями сидели веселящиеся люди. Куплеты закидывающей ноги певицы летели в зал. Певица была в зеленоватоблестком платье.

– Я голоден, как чорт, давай хорошенько поужинаем, – пробормотал Азеф.

С аппетитом жуя бифштекс, Азеф посматривал и на рябчика в сметане, которого дробил ножем и вилкой Савинков. Вместо певицы на сцену выкатился мужчина в костюме циркача с порнографическими усами и, делая невероятные телодвижения, заплясал под ударивший оркестр.

Матчиш прелестный танец Живой и жгучий Привез его испанец Брюнет могучий.

– Я сегодня был на Фонтанке, обдумывал план, – рокотал в звоне зала Азеф, – «поэт» должен обязательно стоять на Цепном мосту. Плеве может поехать по Литейному. Это надо учесть.

Мужчина вихлялся всё безобразнее:

В Париже был недавно Кутил там славно. В кафешантане вечно Сидел беспечно…

– Только знаешь, я твоему Алексею не верю. Ты думаешь, он хорош для метальщика? Ведь тут нужен железный товарищ. А Алексей нервная баба.

– Пройдет.

– Что значит пройдет? И ставить дело прямо у департамента – всё-таки идти на отчаянность. У департамента шпиков, филеров кишмя кишит. Или ты думаешь, они такие дураки, что даже к департаменту подпустят?

– Дело тут не в дураках. До сих пор ни один из товарищей не замечал слежки. Все ходили чисто. До четверга три дня. Так почему ж за три дня всё изменится, когда не менялось за три недели?